Город на крови. Максим Городничев
думал о работе. Первый день все-таки. И сразу убойный отдел, оружие, значок. А вдруг не получится?..
Родион поднялся, уборная поплыла навстречу, старая, как и весь дом. И сама ванна была как заношенный чугунный башмак. С ее поверхности давно сползла эмаль, обнажив желтые стенки, местами поеденные плесенью. Кто-то из соседей смыл воду в унитазе, слышно не было, но в раковине начало ворчать и булькать, верный признак опорожнения поблизости. Дом этот как бабка на лавочке, обо всем докладывает. Наконец с шипением вода полилась и из его крана – рыжеватая, пахнущая хлоркой. Тихо, но надсадно, заревела водопроводная труба. Отчаянно заклокотал бачок, словно жаба сосала из него Кока-Колу. Родион вздохнул, хорошо – горячую не отключили.
В зеркале отразилось лицо пацана лет двадцати пяти. Да нет, мужик уже. Русые волосы ежиком, чуть длиннее на челке, голубые глаза, скулы сильные и подбородок волевой. Родион улыбнулся, вполне ничего, пора подселить сюда даму-другую, пока не найдется та, что… Ну, в общем, найти ее непросто. Он склонился над раковиной, и от неловкого движения боль вонзилась в печень. Вчерашняя драка напоминала о себе. Отморозки приставали к девчонке в переулке, он и заступился. Одного успел обезвредить, зато остальные уже его уронили, и лежащему в луже измочалили ребра. Зато девчонка цела. Москва стоит обедни.
Лейтенант повернул кран, отсекая горячий поток, умылся. Вода обожгла холодом, смывая с лица тревогу. Вернулся в постель – в деревянном нутре жалобно и гулко скрипнуло.
Родион лежал с закрытыми глазами и пытался вспомнить сон, заставивший пробудиться. Ничего в голову не лезло, все стерлось. Классика: кошмары отпечатываются в памяти, а приятные сны улетают, не успеешь ощутить себя кем-то стоящим. Спасителем человечества, например. Дальше сам домысливай, мечтай. Минуту назад ты находился посреди цветных декораций, в центре событий, а потом раз, и все, серость одинокой однушки, доставшейся в наследство от матери.
В квартире было холодно, батареи чуть грели. Единственное, за что он любил позднюю осень: рано темнеет и лиц людей на улицах не разглядеть. А так бы махнуть куда потеплее. Вот, в Сочи, например, или в Крым… Нет, к Москве он привык, хотя и провел детство в провинции. Тут центр, все самое интересное, жизнь кипит. Но свалить хотелось… Глупые мечты. Никуда он не свалит, через несколько часов вставать и в отдел, устраиваться блюстителем закона.
Спать больше не хотелось, зато глотка зачесалась от волнения. Романтика убойного отдела бередила душу. «Пальба, трактиры, стычки, шпаги, кони, и буйный пир от схватки до погони…» Не важно, труп ты или еще живой, – когда поступает сигнал, нужно сорваться с места и выехать на задание. Д’Артаньян ждать не будет.
Лейтенант поднялся, босиком прошелся по скрипучему в черных глазках линолеуму, забрел в кухню. Свет не стал включать, в холодильнике есть лампочка, для его нужд достаточно. Открыл дверцу – лампочка сиротливо замигала среди продуктов. Кастрюля с супом на неделю, колбасы копченой палка несгибаемая, как