Человек, которого нет. Аше Гарридо
ее боль, ее несчастье, ее детство и ее жизнь – вот о чем он говорил с терапевтом. И боялся, отчаянно боялся, что однажды ее раны будут исцелены – и что тогда? Если он и правда всего лишь ее психологическая защита, то он уже будет не нужен тогда, так? И исчезнет.
Но всё не исчезал и не исчезал.
И когда однажды почувствовал, что добрался до своей собственной проблемы, это было потрясающее ощущение. Разница казалась тонюсенькой, как угол в один градус, – но на значительном расстоянии приводила к существенным различиям в характере и жизненных подходах. От нее требовалось делать всё на отлично, а лучше – просто быть отличницей. Этого было бы достаточно. Впрочем, ей не удавалось и это. Но он – он должен был быть лучше всех. Не сказать, чтобы он был успешнее, чем она. Но у него была другая задача. Другие проблемы. Она и представить себе не могла то море стыда, в которое он погрузился, добравшись до себя. Ей не было стыдно от своих неудач, ей было печально и одиноко. Он каменел от стыда. И это было как минимум забавно – обнаруживать и сравнивать.
Порой он все-таки возвращался к теме своей двойственности, особенно когда её проблемы были в целом разрешены и он остался один на один со своими. Он пытался рассказать о том, что было ему тогда доступно.
– В этой истории есть как будто бы две части… Одна – прекрасная, про счастье, радость, успехи… любовь…
– Ты помнишь, когда и как она очаровалась Вальпараисо? – спрашивала Анна.
И он принимался думать, думать. Как? Когда? Она?.. В самом деле, ведь это могут быть ее фантазии…
И вот он узнал, что есть способ, который помогает поднять «забытую» память, которым работают с тяжелыми травмами, достаточно «протокольный», достаточно «инструментальный» и «технический», но без химических веществ, без внушения, без изменения дыхания. Сейчас неважно, какой именно способ, – достаточно того, что Лу он внушал доверие именно своей техничностью и протокольностью. «Настоящий научный метод». Лу предположил, что если «там и тогда» что-то действительно было, если и в самом деле это отрывочки настоящей памяти просачиваются сквозь время и пустоту, то этим способом можно их добыть точно так же, как добывают вытесненные воспоминания травматиков. Или, наоборот, с помощью этого метода можно выявить, какие здешние травмы прикрываются такими символическими картинами.
Ему было уже почти невыносимо тяжело в его вынужденном молчании и одиночестве: тоска и неопределенные, бесформенные страхи, отголоски отчаяния и горя душили его, разрывали его тело, причиняя почти физическую боль. Он всё больше замыкался и отдалялся от людей – даже от близких. Особенно от близких. Обычное дело. Так и происходит с человеком, которому не с кем разделить свое горе, не с кем даже поговорить о нем. Он понимал это, и ему не нравилось то, что с ним происходит, не говоря уже о том, что это было просто тяжело.
Наконец он узнал о способе, который показался ему заслуживающим доверия, нашел специалиста, практикующего в этом подходе,