Человек, которого нет. Аше Гарридо
было что-то оттуда. Не предмет, конечно. Через тот свет багаж не доставляют…
Но, может быть, какой-нибудь навык, умение, знание. Или хотя бы простая бытовая память.
Я так долго не верил в себя. То есть мне некуда было деваться от живущего непрерывно в самой глубине меня понимания, кто я есть, но я отворачивался и отмахивался от этого знания, потому что так не бывает. Я не верил, и я не могу сказать точно, зачем я пошел к М. Пожалуй, я хотел добраться до хоть какой-нибудь точки равновесия. Двойственность изводила уже невыносимо, я потерял всякую надежду успокоиться, остановиться хоть на чем-то.
Я есть.
Но так не бывает.
Но я же – вот он, я есть!
Но так не бывает…
Я хотел остановить этот бег по кругу. Совру, если скажу, что был готов остановить его в любой точке. Я страстно хотел подтвердить свое «я есть». Но я понимал, что никогда никаких доказательств реальности своего существования там и тогда – а следовательно, здесь и сейчас, – я не добуду… Хорошо, хорошо, пусть мне докажут, что меня нет, но так, чтобы мне по силам было с этим согласиться, то есть так, чтобы я сам увидел, что меня нет.
Интересно, на что я рассчитывал, кем собирался оказаться, если не собой?
Может быть, ею, той самой женщиной, которая жила здесь раньше.
Я этого боялся.
Для меня это было как смерть.
Но я, кажется, очень честный и очень отважный. Я был готов пойти и посмотреть, что же там…
Одно дело – думать об этом, планировать визит к психологу, даже произносить разнообразные варианты вступительной речи. Наедине с собой. Самому себе.
А вот сказать это другому…
Мучительные попытки заговорить об этом, описать увиденное, сквозь уверенность, что мне не поверят, потому что поверить невозможно. Это смущение и робость, и ты кусаешь губы и чувствуешь, что слезы подступают слишком близко к глазам. Это бессилие и страх.
Это как признать, что ты всерьез в это веришь, – и тогда ты либо наивный дурачок, либо совсем больной безумец.
Об этом не говорят вслух.
Но что же делать, если в том месте, в то время – не только счастье и удача, там еще и боль, отчаяние и настоящая беда.
И эта боль совершенно настоящая, неподдельная. И мне нужна помощь, как настоящему.
Если я решу говорить об этом с психологом, мне нужно будет сказать это вслух.
Как это будет?
«Доктор, меня пытали и убили в семьдесят третьем… или в начале семьдесят четвертого, я не уверен. Кажется, у меня ПТСР, доктор. Вы можете мне помочь?»
И я молчу…
Неокончательный диагноз. Превратности метода
Итак, мы договорились, что это – фантастика. И в рамках этой договоренности я пытаюсь правдиво рассказать об этом человеке, вернее – представляю его собственные попытки правдиво рассказать о себе.
А ты, читатель, у тебя своя голова на плечах, сам решишь, чему верить, а что