Вчерашние небеса. Игорь Плетинский
он.
– Хм-м-м… Оправдание разврата и многоженства, мультигамия по Калигуле… Красиво, но… неубедительно, – Гавриил взмахнул рукой, и развратный император тут же исчез, словно растворился.
– Куда его, назад отправил? – негромко спросил Азраил.
– Да. Знаешь, небось, каково его наказание?
– Убирать за своим конем навоз. И изредка конь этот его еще и… А потом наоборот. И так целую вечность, – давясь смехом, прошелестел Азраил.
– Вот-вот… Достойное занятие. Ну, видите, я держу слово, – вновь обратился к притихшей толпе грешников Гавриил, – этот оратор сморозил глупость, скажем, сказал неправду, и возвращен обратно. Итак, кто еще хочет попытать счастья? Не бойтесь же, терять особо нечего, смелее! Говорите как есть, это только на пользу.
– Грех наш нельзя измерить никакою мерою, – старик в красной мантии, с тиарой на голове, тяжело дыша, выступил вперед. – Это касаемо и мужчин, и женщин! Не буду просить прощения и каяться, ибо устал от всего за долгую свою жизнь. Что же толкает людишек на разврат? Дьявол-искуситель? Жажда познать запретное, та самая, которая в виде змия соблазнила прародителей наших, Адама и Еву, в райских кущах? Нет! Жажда продолжения рода людского, созданного по образу и подобию Господом! Велика сия сила, и мы, мужчины, зная, что наградою нам будет безумное блаженство, стремимся, как одержимые, к этим самым цветкам, о коих говорил император Калигула! Всевышний дал нам влечение сие, в награду ли, в наказание ли, но – дал! И мы не можем ничего поделать с этим – ибо слаб человек! Потому вновь и вновь желаем познать аромат и вкус все новых и новых плодов!
– Кто это? – вполголоса спросил Гавриил.
– Сразу видно, ты не знаком с грехом во всей его красе, – улыбаясь, ответил Азраил. – Знаменитый Борджиа-отец, он же Папа Римский Александр Шестой… Из всей вереницы чудовищ-понтификов он, пожалуй, самый выдающийся. Такой смеси коварства, жестокости и развратности мир до него, наверное, не знал. Но… Тут говорит честно. Я чувствую. И детей своих любил, хоть и собственную дочь, Лукрецию, того… А сынка Чезаре пытался отравить. Или наоборот… Уж не помню. Они-то тоже здесь, и их, может, послушаем. Однако он правду говорит. Засчитывается.
– Борджиа, ты правдив. Иди на место.
– Хвала Всевышнему, я сказал правду…
– Дайте мне слово! – дородная дама в парчово-атласном платье с роскошным кринолином и высоком парике, украшенном бриллиантовой диадемой, властно выдвинулась вперед, уверенно оттесняя невольно расступающихся соседей.
– Ваше Императорское Величество! – пропел с некоторой издевкой, но все же почтительно Азраил. – Просим, просим. Скажите слово!
– Слушайте же, наделенные властью и те, кто этой власти никогда не знал, да будут они благодарны Господу за это! Женщина, как задумал создатель, – существо более слабое, созданное для дома, продолжения рода и воспитания детей. Так повелось с незапамятных времен, так и поныне, – императрица указала куда-то вдаль