Воин Доброй Удачи. Р. Скотт Бэккер
сквозь ее огромное растоптанное сердце, безмолвные, если не считать лязга снаряжения и пения одного или двух бессвязных разговоров. Даже Чарампа, казалось, не желал говорить. Сорвил раскачивался в седле, как и остальные, прислушиваясь к порывам ветра, к тихим призрачным звукам, которые он издавал, когда достигал его ушей.
Первые крики донеслись из головы колонны: слева от них показалась пара стервятников. Весь отряд ехал верхом, указывая пальцами и обводя взглядом блуждающую линию восточного горизонта. Равнина, казалось, сворачивалась и сворачивалась, все больше и больше по мере того, как она уменьшалась в дымке, напоминая облезлый ковер, отброшенный к стене. Небо резко устремлялось в высоту и терялось в бесконечности над ними.
– Мы нашли наше стадо! – воскликнул Оботегва, переводя ликующие слова Цоронги.
Сорвил моргнул и прищурился, его лицо исказилось от яркого солнечного света. Он нашел глазами два парящих пятнышка – и даже мельком увидел полосу крыльев, несущихся на далеких ветрах, – и стал следить за ними. Прежде чем он понял, что делает, юноша пришпорил Упрямца и пустил его в галоп. Пони вскочил на ноги с почти собачьей резвостью. Другие Наследники с любопытством и весельем наблюдали за тем, как он продвигается вперед. Капитан Харнилас уже хмуро смотрел на него, когда он неохотно остановил упрямого коня.
– Мерус пах веута йе гхасам! – закричал старый кавалерист.
– Капитан! – крикнул Сорвил на шейском языке и взмахнул рукой, направляя его внимание к горизонту.
А затем он как можно выразительнее произнес единственное слово, которое было понятно на всех человеческих языках:
– Шранки.
Он выдержал жесткий взгляд офицера, не в первый раз заметив шрам на его левой щеке, сморщенный от ожога, как будто он когда-то пролил огненную слезу. А вот чего Сорвил раньше не замечал, так это маленьких фигурок из мыльного камня, висевших у него на шее и поцарапавших его кирасу: трое детей, соединенных руками и ногами.
Странное чувство узнавания нахлынуло на молодого короля, осознание того, что Харнилас, несмотря на свой экзотический цвет лица и яростные карие глаза, не так уж сильно отличался от отцовских придворных, что он, как и многие воинственные люди, сдерживал свое сердце, чтобы не поддаться состраданию.
Харнилас любил, как любят все люди, в каждой трещине и щели воюющего мира.
Эскелес, наконец, рысью вбежал в зону слышимости, задыхаясь, как будто это его пони оседлал его, а не наоборот. Сорвил повернулся к магу.
– Скажите ему, пусть внимательно изучит этих птиц. Скажите, что это аисты – самые священные птицы. Что только аисты следуют за шранками по равнине.
Эскелес задумчиво нахмурился, а затем передал информацию капитану Харниласу. Бросив быстрый взгляд на мага, он продолжил пристально наблюдать за Сорвилом.
– Шранки, – повторил он. Кожистое лицо повернулось и, прищурившись, уставилось на пятнышки, плывущие в далеком небе.
Сорвил поджал губы и кивнул.
– Это