Театр одного вахтера. Повесть. Александр Верников
всегда имелась масса женщин и друзей, готовых его приветить и оставить, что называется навсегда, оставить у себя жить, он никогда не думал о такой возможности как о реальной и серьезной – у него был свой дом и надежный тыл. Теперь же, если он и сравнивал себя с полководцем уже сознательно, то он был таким, который, успешно зайдя в тыл врагу, не имел тыла собственного. Если же он сравнивал себя с псом, то с таким породистым зверем, который если и не был изгнан на мороз своею хозяйкой, то убежал от нее, недостойной, сам и теперь, с твердым знанием, что назад дороги нет, стоял перед чужой дверью. Конечно, вместо того, чтобы болтаться перед служебной дверью на заднем крыльце в неприятной (задним умом он понимал это), неподобающей ему, таким каким он был (только раньше или всегда?) неизвестности, он мог стоять с полной уверенностью в себя перед дверью кого-нибудь из своих институтских друзей или подруг – в зависимости от пола хозяина – с бутылкой или с букетом. Однако, в создавшемся положении Вяземский – он отдавал себе в этом полный отчет – мог стоять только у двери факультета. Приди он к кому-нибудь лично, избирательно – все равно в какой атмосфере происходила бы встреча – он бы так или иначе предал себя на милость одного человека, который, уже в силу того, что он хозяин дома, стал бы хозяином ситуации. На факультете же, такое – если и было в принципе возможно – то не должно было произойти: не зря же он проделал такой долгий путь и ушел от недостойной жены, от своего позора именно сюда!
Глава шестая – История болезни
Как спортсмен высокого класса в пике своей спортивной формы являет легкую добычу для всевозможных простуд и детских инфекций; как певчая птица в миг самозабвенной трели не видит крадущегося к ней по стволу хищника, так художник, а тем более выдающийся художник, пребывающий в расцвете таланта, эксплуатируя его на полную силу, без жалости и предусмотрительности (а искусство и не допустит подобного отношения к себе), подвергает себя множеству вредных факторов, что не может не сказаться на состоянии его здоровья. Литератор же – творец почти нематериального промысла, лишенного любой другой деятельности кроме мыслительной, мыслетворческой, при сведении практической части этой работы, то есть фиксации результатов ее на бумаге, к минимуму – подвержен такой опасности вдвойне. Это некое профессиональное заболевание. История уже знала такие примеры: Микельанжело, потерявший зрение при росписи сикстинского плафона, лежа на спине у самого купола на лесах в течение лет; уральские камнерезы, создававшие великие шедевры, потрясавшие ими мир, а сами погибавшие от чахотки, астмы и других болезней, вызванных ядовитой каменной пылью. Все это примеры беззаветного служению искусству.
Анциферов-писатель и Анциферов-биологический организм проживали в состоянии явного сословного неравенства. Писатель, в силу величия своего таланта, имея большие