Птица Мамыра. Ирина Витковская
мирок. Учительница попалась прекрасная – молодая, спокойная, наблюдательная, любящая детей и профессию.
И Тая пришлась ко двору. Эта негромкая маленькая девочка ничего такого особенного не делала, даже руку никогда не поднимала: ждала, когда спросят. Не стеснялась, а просто не хотела мешать высказываться остальным. Слушала. Уж что-что, а это у неё хорошо получалось. И один на один, забывая о своём, так растворялась в собеседнике, что каждый понимал: она думает о твоих словах и не забудет, стоит только отвернуться. Ну и конечно, тайны хранить умела.
Она походила на тюльпанчик: ровно подстриженная чёлочка до бровей и каштановые прямые волосы почти до плеч, упрямо заворачивающиеся внутрь. Глаза цвета молочной шоколадки. Овальное серьёзное личико.
Тая Каретникова просто излучала спокойствие и доброжелательность. Учительница Татьяна Николаевна диву давалась. Может ли семилетний ребёнок быть таким по-взрослому мудрым – задавала она себе вопрос. И не находила ответа. Учительница не знала о Таиной второй жизни во дворе. О Димке. О его сумасшедших прожектах, при которых Тая всегда присутствовала. Потому что по-другому с неуправляемым Димкой было нельзя – так ей казалось.
А в школе всё что ни делала – было на пять и с удовольствием. Учила уроки, отвечала заданное, раскрашивала картинки на перемене, выслушивала одноклассников, склонив головку набок… Её невозможно было не полюбить.
И любили всем классом. На перемене у парты Каретниковой было не протолкнуться.
Мальчики! Ладно, Андрюша Мышь – бессменный сосед, тихий отличник, посылающий маму каждую четверть умолять учительницу не пересаживать его к другой девочке. Но ведь и все остальные туда же.
Двоечник Зрянкин. Как-то в очередной раз не сделав домашнее задание, даже не стал дожидаться привычного вопроса почему. Рванул рубаху у ворота и крикнул на высокой ноте:
– Любовь эта! Ничего делать не даёт! Спать – не сплю ночами, хоть у мамки спросите!..
И головой на Таину парту показал:
– Из-за неё…
Тая сидела ни жива ни мертва. Класс тоже примолк, затаил дыхание: все смотрели на Татьяну Николаевну… А она схватила зачем-то указку со стола, пробормотала: «Сейчас, посидите тихо», быстрым шагом вышла за дверь, прислонилась к стене и минуты две тряслась в беззвучном смехе, сжимая в руках отшлифованную деревяшку и вспоминая попутно, какой же это старый фильм вчера по телевизору показывали? «Девчата»? «Весна на Заречной улице»? Так и не вспомнила.
За дверью царило гробовое молчание. Отсмеявшись, учительница вошла в класс, рассеянно кивнув в сторону Зрянкина:
– Садись, Коля. И помни, пожалуйста: любовь к Каретниковой не даёт тебе права не делать домашнее задание. Двойка.
И немедленно перешла к теме урока.
А классная жизнь потекла дальше, как лёгкая лодочка по безопасной реке. Удивительный класс! Не отличники-двоечники, а дружная семейка. Ничто и никто не вызывал отторжения, насмешек, высокомерия. На переменах хохотали до колик, на продлёнке