Третий эпизод. Роман. Евгений Стаховский
замедленными процессами её хватит дня на четыре. Агата очень красивая. Каждый взгляд на неё – болезненное воспоминание о её брате, от которого никуда. В последние дни я немного расслабился, но только потому, что очнувшаяся злость затмила все прочие чувства.
Сегодня я снова проснулся с больной головой и почти в панике. В таких разобранных элементах, что не сразу понял где тут руки, где ноги, где что. Одна голова, как и прежде отвечающая не только за разум, или его подобие, но и за чувства.
Причиной – сон. Сновидение. Снился Маэль и он был не один. Холод встречи и мёртвые презрительные взгляды в мою сторону перетекли в страшное безразличие.
Он повернулся и сказал:
– Я пойду.
И ушёл.
Но как отпустить его? Разве я мог отпустить его? Разве мог отпустить его так? Погружаясь в подозрения и осознавая необходимость знать – куда он, зачем он, к кому он?
Я пошёл вслед за ним по лестнице. Это была лестница бабушкиного дома, явившегося снова, как запретный символ любви, поддержки, заботы, свободы, и в то же время – как символ утраченных надежд. Я бежал вниз по ступенькам и вспоминал как всегда мне было важно знать где он. Что делает. Всё ли с ним в порядке?
– Контроль? – спрашивал он, когда я начинал задавать слишком много вопросов, слишком больше дозволенного.
– Я волнуюсь за тебя всё время, – отвечал я, осознавая что в этих словах достаточно места и для ревности.
Я так боялся его потерять. Так сильно боялся, что перестал задавать вопросы совсем, чтобы случайно не проникнуть на запретную территорию. Тогда оказалось, что моя опасливость и искреннее стремление угодить были в итоге восприняты как безразличие. Я уже начал погружаться в болезнь и всё больше спрашивал себя – где моё место? кто я для него? из чего состоит это «мы», если это «мы» вообще возможно? Если эти субстанции смешиваются. Если они, согласуясь с законами природы, способны вступать в реакцию.
Потом его стало всё раздражать. Я знал, что это неизбежный этап – его надо переболеть. Но он говорил: «Я не чувствую себя счастливым». А я ничего не мог сделать. Не мог понять что ему нужно. Прояснения и кажущийся найденным ответ приводили к тому, что пытаясь уделять ему больше внимания, показывая заинтересованность, порой вымученную, но я честно старался – я сталкивался с им же установленными барьерами. Я привык к ним. Они так прочно укрепились в моём сознании, что пробить беспрестанно возводимую стену казалось невозможным. Вытаскивать по кирпичику? – кто же будет ждать так долго.
И он ушёл. А я, сбегая по лестнице, переполняемый любовью, ревностью и опустошением, думал что не могу отпустить его, не могу упустить его снова. Ещё не всё сказано. Не всё сделано. Он позволит мне. Позволит быть. Позволит стать. Захочет, чтоб я стал. В нём так много сердца. Я бежал по лестнице, и оказавшись во дворе столкнулся с тем, чего больше всего боялся. Рядом с ним стоял молодой темнокожий парень в смешной шляпе,