Руфь. Элизабет Гаскелл
или близких, миссис Морган?
– Как же, знаю. К тому же в прошлом году по Уэльсу путешествовала его мать, очень заносчивая дама, должна вам сказать. Она останавливалась у нас, и, верите ли, ничем ей невозможно было угодить – настоящая аристократка. Она оставила здесь кое-что из одежды и несколько книг – все по недосмотру ее служанки, которая, вместо того чтобы следить за вещами хозяйки, постоянно сбегáла с их лакеем любоваться местными пейзажами. Потом мы получили от нее несколько писем. Они у меня заперты в ящике комода, где я держу все подобные вещи.
– Что ж, я бы посоветовал вам написать ей и сообщить о состоянии ее сына.
– Мистер Джонс, вы меня очень обяжете, если напишете ей сами. Писать по-английски у меня выходит не слишком складно.
Письмо было быстро написано, и, чтобы не терять понапрасну времени, мистер Джонс сам отвез его на почту в Ланглас.
Глава VII. В ожидании конца кризиса
Руфь отбросила все мысли о прошлом и будущем, которые могли отвлекать от выполнения ее долга в настоящем. Недостаток опыта у нее компенсировался переполнявшей ее любовью. С самого первого дня она не покидала комнату больного; аппетита не было, но ей приходилось заставлять себя есть, потому что для ухода за ним нужны были силы. Ей очень хотелось поплакать, однако она не позволяла себе слез, поскольку они мешали бы ей исполнять свои обязанности. Она следила за состоянием мистера Беллингема, она ждала улучшений, она молилась. Молилась отрешенно, забывая о себе, думая лишь о том, что Господь всемогущ и что те, кого она так любит, нуждаются в Его божественной помощи.
Дни и ночи – эти дивные летние ночи – слились для нее в одно целое. Сидя в тихой темной комнате, она потеряла счет времени. Однажды утром миссис Морган вызвала ее оттуда, и Руфь на цыпочках вышла в залитую ослепительно-ярким светом галерею, на одну сторону которой выходили двери спален.
– Она приехала! – взволнованным шепотом сообщила ей миссис Морган, совершенно забыв, что Руфь и не знала, что они вызвали сюда миссис Беллингем.
– Кто приехал? – растерянно спросила Руфь. Первым делом у нее в голове мелькнула мысль о миссис Мейсон. Но когда она услышала, что приехала мать мистера Беллингема, женщина, о которой он всегда отзывался в том духе, что ее мнение для него было превыше всего, ее охватил панический ужас. Ужас необъяснимый, смутный, но от этого только еще более пугающий.
– Что же мне делать? Вдруг она рассердится на меня? – пробормотала оторопевшая Руфь. К ней вдруг вернулась ее детская робость перед другими людьми; в душе она надеялась, что даже миссис Морган могла бы в каком-то смысле защитить ее от миссис Беллингем.
Но миссис Морган и сама слегка растерялась. Ее не покидала тревожная мысль о том, как поведет себя эта важная дама, узнав, что она, пренебрегая принципами морали, закрывала глаза на связь ее сына с Руфью. Поэтому она поддержала горячее стремление Руфи просто не попадаться на глаза матери мистера Беллингема, хотя стремление это было