Неподвижно лишь солнце любви. Николай Фёдорович Шахмагонов
эти минуты Теремрину не хотелось думать ни о тех преградах, что ожидали его на пути к этому самому «навеки», ни о том, что промелькнёт неделька отдыха, и придётся принимать какое-то решение. Какое? Он не знал ещё наверняка, а потому убегал от мыслей об этом, даже когда Ирина пыталась настроить его на них. Ведь если заставить себя не думать о той или иной проблеме, то проблема исчезнет сама собой, по крайней мере, на какое-то время. Не каждому дана такая способность. Но Теремрин умел это, ибо человеку, серьёзно занимающемуся литературным творчеством, требующим порой не только отрешения от всего, но и самоотречения, иначе просто нельзя.
Теремрин избегал разговоров с Ириной о сути их отношений и о перспективах этих отношений главным образом потому, что не успел ещё окончательно разобраться в самом себе и всё решить для самого себя. То, что он пригласил Ирину, то, что пошёл с нею на близость, хотя и предполагал, что это у неё впервые, уже свидетельствовало о его решимости соединить с нею свою жизнь. Но от решимости до действий, порой, дистанция огромного масштаба. Он был благодарен ей за то, что она так и не спросила о его семейном положении, за то, что доверилась ему полностью. Мог ли он теперь обмануть её доверие? Не имел права. Но пока не знал, как всё это сделать.
Он ещё накануне как бы загадал, если окажется, что он у неё первый, то всё решится само собой. Но теперь решение, словно бы откладывалось, поскольку полной уверенности в том, что всё, что случилось сегодня, случилось у неё впервые, не было. Он не смог бы с уверенностью решить так это или иначе, даже опираясь на свой опыт. Хотя какой уж там опыт? Девушек он никогда не трогал, кроме Кати, жениться на которой помешали независящие от него обстоятельства. Ну и той, с которой соединил свою жизнь.
Он, конечно, мог задать вопрос, волнующий его, и, наверняка, получил бы искренний и правдивый ответ. Но такой вопрос он задавать не хотел, ибо вообще считал, что мужчине не следует ничего знать о прошлых увлечениях женщины, поскольку эти знания непременно станут непреодолимой преградой на пути к безоблачным чувствам и отношениям.
Теремрин давно вышел из юношеского возраста, когда чистота девушки являлась безусловной необходимостью для построения семьи. Уточним, счастливой, прочной семьи. В зрелом возрасте законы в этом отношении мягче, поскольку судьба может свести и с уже побывавшей замужем, разведённой женщиной, а то и с замужней. В таких случаях Теремрин не только не интересовался деталями прошлого, а, напротив, пресекал всякие попытки своих возлюбленных что-то рассказать о былых встречах и увлечениях. Он пояснял, что никогда и никому неведомо, во что могут вылиться их отношения, а коли так, для чего же снабжать друг друга информацией, мягко говоря, не слишком приятной.
Но в данном случае пред ним было юное создание, причём, по его мнению, неискушённое в делах любви. Замужем Ирина не была, а коли так, то и не должна была иметь с кем-то близких отношений. Во всяком случае, он считал именно так. Правда, здесь волей неволей возникало противоречие: а как быть с тем, что произошло у Ирины с ним самим? Но об этом мужчины обычно не задумываются, считая себя исключением из правил. Точнее, то, что допустимо с данным субъектом, то есть с ним самим,