Психотерапевтические беседы в эпоху пандемии. Борис Островский
Он тяжело дышал, порывался встать, кого-то отгонял от себя. Несколько раз приходила сестра и добавляла в капельницу лекарства. К утру состояние улучшилось, сосед пришел в себя, слегка постанывал, облизывая потрескавшиеся губы…
Сначала он молчал, потом посмотрел на меня, кивнул в знак приветствия и спросил, как звать. Представился и он – Петр. Петр Цыбульский. Но знакомые кличут его Цыбой.
В палату женщина вкатила тележку с передвижной больничной библиотекой. Цыба взял лежащую сверху книгу. Я же от нечего делать наблюдал за маленьким пауком, который на едва видимой нити толчками опускался с потолка на подушку. Тут я вспомнил о калейдоскопе. А что, если поместить паучка внутрь… радужные узоры станут более замысловатыми? Я торопливо взял с прикроватной тумбочки игрушку. Отвинтил заднюю крышку и расположил пластмассовую трубку так, чтобы паук опустился прямо на груду разноцветных стекляшек.
Я смотрел в калейдоскоп, ощущая на себе пристальный взгляд соседа. Через короткое время тот сказал:
– Говорят, пауки удачу приносят. Должно быть, скоро добрую весть получите. – Затем протянул в мою сторону руку: – А мне можно поглядеть?
Щурясь, Цыба долго смотрел в круглое окошко, медленно вращая трубку.
Я первым прервал молчание:
– Какую книгу взяли?
– «Преступление и наказание».
– Достоевский – чтиво не для больницы.
– Зато по теме. Знаете, Леня, я выкуриваю до двух пачек сигарет в день. Врачи говорят, что я совершаю преступление по отношению к своему организму. Вот и наказан… Послушайте… – вдруг оживился Цыба и отложил калейдоскоп. – Скажите, у меня ведь был бред?
Я замялся, неловко было признаться, что слышал болезненные выкрики и невнятное бормотание.
– У меня ощущение, что я вас прежде видел, – продолжал Цыба. – Именно таким, наголо остриженным и с бородкой. Действительно, что я такое говорил?
– Кажется, черта поминали…
– Вот-вот, – подхватил Цыба. – Понимаете, совершенно четкое видение. Будто в нашей палате полным-полно паутины, и в ней запутался черт. Не то чтобы взрослый, но и не малой бес. Вроде как… хе-хе… балбесенок. Юлит по комнате, рвет паутину и вас за рукав дергает. Вот тогда я вас, кажись, и увидел, – догадался Цыба. – А на голове у него… – Он залился нервным смешком. – На голове детская буденовка. Знаете, такая… с красной звездочкой.
– Галлюцинации, – бросил я. – Такое бывает при высокой температуре. Временами вы приходили в сознание, тогда и могли меня увидеть.
– Галлюцинации, – с сомнением протянул Цыба. – А вы послушайте, что по этому поводу писал Достоевский. – Полистав книгу, нашел нужную страницу: – «Ты болен, стало быть, то, что тебе представляется, есть только один несуществующий бред. А ведь тут нет строгой логики. Я согласен, что привидения являются только больным, но ведь это только показывает, что привидения могут являться не иначе как больным, а не то, что их нет самих по себе…»
Положив голову на руку,