Рюммери. Сергей Игоревич Пахомов
легкостью. Для Рюмси, наоборот, это стало испытанием – тело все еще болело.
– Постарайтесь быстрее, – бросал через плечо Кир, точно слыша ее мысли.
Рюмси чувствовала гнев на этого толстого мальчишку, растущий с каждым грубым словом, срывавшимся с его губ.
Вскоре ребята вошли под сень редких сосен, радовавших жидковатым теньком. Воздух нагревался, с каждым шагом становилось все жарче, словно в печи. Рюмси, Брэкки и Кир остановились передохнуть. Отдых – это тоже часть труда.
Внизу виднелась деревня. Солнечные лучи отражались от стен белых домов и нещадно резали глаза. Счастливчики вытянулись вдоль подножия горы, напоминая полумесяц. Пока еще глазам не открылись ни развалины, ни упавший великан. Рюмси взглянула перед собой, туда, где в отдалении одиноко маячили другие скалы, утопающие в жуткой тьме Вечного Леса. Вдалеке что-то блестело, будто передразнивало солнце. Брэкки объяснил, что это навершие меча, проткнувшего великана, само же лезвие почему-то не отражает света.
Неожиданно Кир вытащил из сумки две запеченные куриные ножки – огромные – и протянул им обоим. Рюмси опешила. От одного только вида еды ее рот наполнился слюной. Живот скрутило. Рюмси не помнила, когда ела куриное мясо, даже забыла, когда видела курицу. Одна ножка досталась Брэкки, вторую Кир надкусил и только потом сунул ей в руку. Ножка оказалась еще теплой.
– Погодь-ка, – сказал Брэкки, доставая из складок одежды сверток величиной с кулак, и отдал Киру. – Держи.
В свертке оказалась лепешка. Кир разломил ее: одну половину он снова обмотал тканью и спрятал, вторую целиком бросил в рот.
– Фкушнотише, – промямлил толстяк с набитым ртом и сглотнул. – Из чего ты, говоришь, твоя мать их делает?
– Трет листья липы, корешки трав…
– Ясно, – отрезал Кир.
– Слушай, Кир, – сказал Брэкки, разглядывая ножку. – Сколько у тебя этих курей? Все время ножки. Если бы ты мне яйца принес, мама бы такие лепешки из них…
– Ты кому-нибудь разболтал?!
– Нет, мы же договаривались.
Рюмси перестала разглядывать ножку и нехотя протянула обратно:
– Мне нечего дать взамен.
Кир оценивающе взглянул на нее:
– Думаешь, не знаю? – буркнул толстяк. На солнце его кожа выглядела еще более нездоровой.
– Где ты ее достал?
Кир сделал вид, что не услышал вопроса.
– Ты ведь мог съесть сам. – Рюмси не хотелось быть ему должной. Но неприязнь к мальчику начала улетучиваться. Разве может голодный обижаться, когда кушает?
– Мог. Но отдал тебе, и ты мне ничего не должна. К черту твою наигранную вежливость. Жри давай, не глупи, – он смотрел так, будто собирался улыбнуться, но выражение лица не изменилось. – Не все ведь мрази.
Брэкки, смачно чавкая, прыснул со смеху, вовремя прикрыв рот.
Рюмси впилась зубами в мясо. Ее челюсть слегка свело, а коренные зубы легонько запульсировали. Она хотела подольше насладиться мясом, но через миг – почти не пережевывая – проглотила все. И теперь, разломив