Метод ненаучного врачевания рыб. Олег Владимирович Захаров
на снег, почти прижавшись к стене.
А затем я отправился исследовать свой новый дом. Я наткнулся на свою вчерашнюю похитительницу в столовой. Там я был проинформирован, что эта комната называется «столовой», что накрывают здесь в восемь, одиннадцать, три и в семь, о чем сообщают позвякиванием вилки по подносу, а саму хозяйку зовут Анной Генриховной. Именно в такой последовательности. То утро она встречала в китайском стиле. На ней был малиновый халат, расшитый золотыми цаплями, и домашние туфли с высоко загнутыми вверх носками. Венчало все это великолепие какая-то чудная ермолка у нее на голове.
Я позавтракал овсянкой и плохо прожаренной куриной ножкой. Когда я зубами продрался до косточки, там оставались следы крови. Многим позже я узнал, что в доме готовила специально нанятая для этого женщина, и ее рассчитали всего за день до моего приезда. Этому семейству предстояла ревизия по самому большому счету, и к ней спешно готовились – убирали прислугу, обзавелись приемышем. В доме пахло бедой и подгоревшей кашей.
Я нашел Анну Генриховну на кухне, куда зашел, чтобы поблагодарить за завтрак. Вместе с лисьей шубой в ее облике пропала былая припудренность в манерах. Она остервенело курила «Герцеговину Флор» возле булькающей не плите жиже в кастрюле. Из дверного проема я смотрел на ее грациозную фигуру в табачной дымке. Невидящий взгляд устремлен в окно. Меня она не замечала, и я боялся открыть рот, чтобы не вспугнуть эту женщину – газель. Чтобы она, оттолкнувшись от земли, в ту же секунду не упорхнула из этой смрадной кухни на заснеженную поляну перед домом, не взмыла в затяжном прыжке над соснами в своем бегстве к сверкающим золотом пастбищам, где уже резвятся такие же женщины – газели.
Я возвестил о себе, шмыгнув носом. Она обернулась и увидела меня – маленького незнакомца в дверном проеме, в доме ее покойного батюшки, и мне показалось, что она уже успела забыть о моем существовании.
Я бы с удовольствием побродил по дому. порылся бы в комодах, ящиках столов, на книжных полках и, наверняка нарыл бы себе немало сокровищ, но обстановка в доме был такова, что я счел за лучшее поблагодарить за завтрак и испросить разрешения погулять по двору. Анне Генриховне было явно не до меня, и потому, как она мне согласно кивнула, я понял, что в эту минуту мне бы даже разрешили взять ружье и немного поохотиться в здешних лесах.
Я вышел во двор и сразу понял, что снега во дворе мне не хватит на то, чтобы слепить снежную бабу. Я бы поставил ее перед окнами, чтобы Анне Генриховне было не так грустно, и чтобы она помнила про меня. Впрочем, это и к лучшему. А то бы дядька с лопатой обязательно обоссал ее.
Помнится, я первым делом пошел угостить собаку прихваченным из столовой куском хлеба. Но последовательность событий не всегда будет главным в моем рассказе, и потому пришло время рассказать вам о человеке, расчищавшем снег во дворе.
Имя