Метод ненаучного врачевания рыб. Олег Владимирович Захаров
до возникновения соцреализма. Правда, в библиотеке Полозьева были и другие книги. Полное собрание сочинений Маркса или того же Ленина, например. Они стояли на открытых полках, и то, что им не досталось места в укромном застеколье старорежимных шкафов, подсказывало мне, что они того не стоили. Так что, от официального мира я брал только возможность бывать в кинотеатрах, где смотрел исключительно трофейные фильмы, в те редкие случаи, когда Дашкова брала меня с собой в город.
Помню, как я трусливо озирался, когда оказывался на улицах Прелюбова, всякий раз ожидая, что кто-нибудь из моих бывших воспитателей высмотрит меня в толпе, громогласно объявит меня мошенником и отведет за руку обратно в интернат под насмешливые взгляды зевак. Вот, наш автомобиль останавливается напротив входа в кинотеатр «Прогресс», располагавшийся на первых двух этажах высокого «сталинского» дома. Овальные ступени уводят под арку, внутрь здания, мимо отливающих чернотой фонарей на узорчатых лотках и ярко намалеванных афиш по обе стороны. Если попадается какая-нибудь симпатичная девчонка, что вечно вертятся перед сеансом с палочкой эскимо, я принимаю образ юного принца, прибывшего не вороненом автомобиле явно издалека, и взирающего на чужие ему края с аристократической рассеянностью. Отношение ко мне было разным: были девчонки, которым было абсолютно безразлично, как откуда я прибыл, так и сам я, были те, которые находили меня смешным, они посылали мне заинтересованные взгляды, а были такие, что расстреливали меня взглядами, полными ненависти, терпеливо дожидаясь, когда наши взгляды встретятся. Вначале сеанса шел документальный фильм и о чем бы он ни был, меня на них всегда одинаково мутило. В каждом из них мне угадывался мой интернат, его философия, его порядки. А потом свет вновь тух, и начиналось волшебство. Благородные флибустьеры пронзали шпагами мерзавцев, неуловимый Зорро всюду оставлял свой фирменный знак, мускулистый Тарзан спасал в джунглях Джейн… о боже, после сеанса я не помнил, как оказывался в лесу, а когда рассудок снова возвращался ко мне, я привязывал бельевую веревку к сосновой ветке и до самой ночи раскачивался на ней, истошно и, как мне казалось, вполне по-тарзански крича на всю округу.
А между тем жизнь в доме Дашковой день ото дня все меньше напоминала добрую сказку. После ареста в Москве Полозьева единственным источником для существования стана небольшая пенсия Дашковой. И вылазки в лес для охоты на перепелов и расставление силков на зайцев, то, что при Полозьеве существовало на правах барской забавы, теперь становилось важной статьей для бюджета обитателей дома. Мирон зачастил в лес с той же периодичностью, с какой иные ходят на работу. Плюс, конечно, рыбалка по выходным у дикой речки, огибавшей наш дом метрах в трехстах-четырехстах. Мы откровенно бедствовали.
И вот тогда в доме появился худощавый офицер в погонах капитана военно-воздушных сил. Его ждали и к нему