Иерусалимский синдром. Петр Альшевский
это бесполезная цель. Но бесполезна именно цель. А холостые патроны полезны.
Луболо. Для чего?!
Во время диалога в комнату входят Вольтуччи и Паскуэлина. Немного подождав, они садятся на свои места.
Джокетто. Для чего или для кого… для всевидящих зеленых человечков! (Вольтуччи) Как все прошло?
Вольтуччи. Нам понравилось.
Джокетто. Свет не препятствовал?
Вольтуччи. Я его и не заметил. Если он был… Был? Или ты о каком свете?… что-то я видел, но мне… на обычный свет из лампочки или от взрывов не похож как-то…
Джокетто. Даже так?
Паскуэлина. Не пытай его – он был занят. Не бездеятелен в отношении меня, как женщины.
Джокетто. Напившись, налакавшись друг другом, вы, наверное, и выпить не хотите?
Паскуэлина. (Вольтуччи) Мы хотим выпить?
Вольтуччи. Я с удовольствием.
Паскуэлина. Тогда соизволь разлить.
Джокетто. (разливающему Вольтуччи) А руки-то у тебя, старина, гуляют. Волнуешься?
Вольтуччи. (садясь на место) Немножко устал.
Джокетто. В твоем возрасте вредно перенапрягаться. Раз, два, и все – в комнату на своих ногах вошел, а из нее ногами вперед вынесли.
Вольтуччи. В каком это моем возрасте?
Джокетто. Точно не знаю. Когда ты родился, электричество уже изобрели?
Вольтуччи. Какое там электричество – я еще помню как мы с братом на динозавров охотились. Он с топором, я с обыкновенной надломленной палкой. Больше ничего не досталось.
Луболо. У тебя нет брата.
Вольтуччи. Вы как всегда правы, Инспектор. Я просто пытался шутить.
Джокетто. Самое обидное, что эта шутка до нашего Инспектора уже не успеет дойти – шутки до него доходят не раньше, чем на следующее утро. Проснувшись, он понимает, что ее понял – скачет на кровати, хлопает в ладоши, дико смеется. Или возможны исключения? Это, Инспектор, не вопрос, всего лишь жалкая риторика. Напускание одухотворяющих чар…
Паскуэлина. Мне выпить хочется!
Джокетто. А цвет лица? Ты могла этого не знать, но каждая капля алкоголя несет в себе морщину. Тебе несут, а ты принимаешь… За что-то спасительное. Стабилизирующее сферу духа – ты кричишь: «Мне разбили голову!», тебе спокойно отвечают: «На счастье, синьор. На счастье». Но не все восстанавливаются после рабства…
Луболо. Я помню тебя еще умеющим ясно мыслить.
Джокетто. У тебя завидная память.
Флориэна. А я раньше вообще не пила – думала, что вино неживое. Сейчас, как видите, пью. Не обращаюсь за помощью к солнцу…
Луболо. Может, все же выпьем?
Флориэна. Не беспокойтесь, Инспектор! Я на вас не обижаюсь!
Луболо. А за что на меня следует обижаться? Если следует, то за что? Вперед, девушка – признавайтесь. По свободной воле.
Флориэна. Но вы ведь меня перебили. Разве это культурно?
Джокетто. Ты его, Флориэна, почетче спрашивай.
Флориэна. Я разве не четко спросила? Моя дикция проявила себя не с лучшей стороны?
Джокетто.