Иерусалимский синдром. Петр Альшевский
Они стали образованней. Раньше и читать единицы умели, а теперь даже в самых отсталых племенах знают, кто такой Билл Гейтс. А мы с тобой, Савл, одну букву на двоих знали… Но это так, к слову.
Павел. Ты нас общей гребенкой не расчесывай. Будь объективен и быстро признай, что я с пути к себе не сворачивал и с образованием никогда не враждовал – все, что полагается выучил.
Петр. Да что ты там выучил… В наше время и учить-то особо нечего было.
Павел. Это только ты со своей колокольни исключительно язык от свисающего колокола видел. Я же смотрел куда дальше – я всегда, Слава Создателю, смотрел дальше тебя…
Петр. Не чувствуется в твоих словах нищета духа, ой не чувствуется. Гордыня одна. Павлинья придурь.
Павел. Кивать на слова, Симон, последнее дело. С каждым днем на этой планете их становится все больше и больше, но кого это согревает?
Петр. Слова и не должны согревать. Они предназначены для другого – ими называют города, рассказывают истории, молятся, наконец.
Павел. В молитве слова не имеют значения. Там важно настроение, с которым она произносится.
Петр. Но говорится-то она словами.
Павел. Она не должна говорится! Слова это всего лишь скорлупа, где и созревает истинная молитва. Но Он не ест скорлупы! Ему нужно чувство, вырвавшееся из застенков словесных игр. Было нужно…
Петр. Ты за Него не говори. Он и сам за себя сказать в состоянии. И мне, и тебе – мне мягко и подбадривающе, тебе замахнувшись и нелицеприятно. Чтобы спесь сбить.
Павел. Здесь Он уже ничего не скажет – Он никогда не возвращается на планету, убившую Его сына. Так было на сотне планет и так будет до скончании века. Под колониальным гнетом физических законов Он давал им много шансов, однако они не воспользовались не одним из них. И жизнь покинула эти планеты. Покинет и Землю.
Петр. Но когда это произойдет, зависит только от нас.
Павел. Такова Его воля.
Петр. Ошибаешься.
Павел. Как это ошибаюсь?
Петр. Это была воля Его Сына. А Его мы даже в глаза не видели.
Павел. Правильно, все контакты поддерживались через Сына. Но воля была Его. Сын просто переводил ее на доступное нам наречие. По-моему, мы верно истолковали перевод.
Петр. По-моему, тоже. Полагаю, нам следует рассуждать именно под таким углом, поскольку заниженная самооценка бьет прямо в кость. Делает легкого на подъем легким на спуск. У тебя, кстати, ничего не болит? Ничего не раздирает?
Павел. С чего ты взял?
Петр. Бледный ты какой-то.
Павел. Как смерть?
Петр. Не знаю, мне еше не приходилось сталкивался с ней лицом к лицу. Он миловал.
Павел. Тебя-то Он миловал, а вот им этого уже не светит – ими теперь распоряжаемся мы: я и ты, великий человек и некто пожиже…
Петр. Мы распоряжаемся не каждым из них в отдельности, а планетой в целом. Это разные вещи. К тому же все наше распоряжение сводится к одному – выбрать точное время ликвидации.
Павел. Да, ликвидация,