Слэм. Ник Хорнби
почему стоит увековечить его имя, назвав в его честь какую-либо страну.
Мактвист – это в самом деле трудно, и я пока что даже не помышляю о нем, потому что, пока тренируешься, досыта наедаешься бетонной пылью. Невозможно сделать трюк, не шлепаясь каждую пару минут, но это уж по части Кроля. Он такой толстый, что не важно, сколько пыли он сожрет. Он потерял триста зубов, катаясь. Я удивляюсь, почему парни, которые стерегут Грайнд-Сити ночью, не выкладывают эти зубы по верху стены, чтобы через нее не лазал кто попало, – как другие используют куски битого стекла.
Этот день недели был для меня не очень-то удачным. Я работал не в полную силу: не мог отделаться от мысли о вечернем походе в кино. Я знаю, это звучит глупо, но уж очень не хотелось появляться там с опухшей, окровавленной губой, а статистика утверждает, что губу я чаще всего разбиваю в воскресенье, а не в другие дни.
Кроль заметил, что я ленюсь выделывать олли, и подъехал ко мне.
– Что с тобой? Колесо посеял?
– Ну, вроде того.
– Что самое худшее может с тобой приключиться? Я пятнадцать раз разбивался, занимаясь скейтингом. Хуже всего по пути в больницу – болит все страшно. Лежишь, стонешь, весь в кровище. И думаешь: стоит оно того? Но потом они дают какую-то дрянь, и боль проходит. Это если ты в сознании. Если без сознания – тебе ничего и не нужно. Пока не очухаешься.
– Звучит здорово.
– Это вот моя философия. Сам знаешь, от боли не помрешь. Если только не будет совсем уж худо.
– Да. Спасибо. Тут есть над чем подумать.
– Правда? – Казалось, он был удивлен.
Не думаю, что кто-нибудь говорил Кролю, что в его словах есть над чем подумать. Это потому, что я на самом деле его не слушал.
Я не собирался ему ничего сообщать, потому что какой смысл объяснять что-либо Кролю? Но потом я подумал, что молчание про Алисию меня убьет. И если я не скажу ему, мне придется, придя домой, рассказать об этом маме или ТХ. Иногда не важно, с кем ты говоришь, – говоришь, и все. Потому-то я проводил полжизни, беседуя с плакатом, изображающим скейтера в натуральную величину. Кроль, по крайней мере, живой человек.
– Я встретил девчонку.
– Где?
– Какая разница! – (Похоже, разговор будет не из приятных.)
– Я всегда пытаюсь представить себе картинку, – пояснил Кроль.
– В гостях у маминой подруги.
– Так она старая?
– Нет. Моих лет.
– Так что же она делала в гостях?
– Жила там, – начал я. – Она…
– Жила в гостях? – удивился Кроль. – Как это?
Я был неправ. Плакату легче все объяснить.
– Она не живет в гостях. Она живет у себя дома. А мы там были в гостях. Она дочка маминой подруги.
Кроль повторил про себя то, что я сказал, будто это была самая сложная фраза за всю историю человечества.
– Погоди-ка… Дочка… маминой… подруги… Ага. Врубился!
– Вот и хорошо. У нас с ней сегодня свидание. Идем в кино. А я волнуюсь, что морду расквашу.
– Зачем ей расквашивать тебе морду?
– Нет,