Слэм. Ник Хорнби
не узнала меня по голосу, и на какое-то мгновение я почувствовал себя нехорошо. Что, если я все это сам себе напридумывал? Нет, конечно, это не игра моего воображения. Но может, она вовсе не вела себя со мной так напористо, как мне это запомнилось, и про кино сказала так просто…
– О, привет! – сказала она, и я как будто слышал, как она улыбается. – А я уж боялась, что ты не позвонишь.
И мне опять стало хорошо.
Слушайте, я знаю, что вы не хотите читать про каждую пустяковину. Вам неинтересно знать, на какое время мы с ней договорились и все такое. Все, что я пытаюсь вам втолковать, так это то, что день тот был совершенно особенным, и я запомнил каждую его секунду. Я помню погоду, помню, чем пахло в автобусе, помню царапину с корочкой на моем носу, которую я сковырнул, когда звонил ей по мобильнику. Помню, что сказал ТХ, когда я пришел домой, и что надел, когда пошел на свидание, и во что она была одета, и как легко все стало, когда увидел ее. Может быть, некоторые решат, учитывая последующие события, что это были какие-то сюси-пуси, как обычно у юнцов. Но нет. Даже близко ничего такого.
Мы и в кино-то не пошли. Сначала болтали на улице, а потом пошли в кафешку в соседнем подъезде и там сидели. То и дело один из нас говорил: «Пойдем, пора», но ни она, ни я не двигались с места. Это была ее идея вернуться к ней домой. И когда пришло время заняться сексом – это была тоже ее идея. Но я забегаю вперед.
Думаю, до тех пор я немного ее побаивался. Она была такая красивая, и ее мама с папой были такие напыщенные, и я переживал, что она решит, будто я всего лишь парень ее возраста, пришедший со своей мамой в гости к ее маме, а это вовсе не значит, что нам надо встречаться. Вечер закончился, гости ушли, и она может условиться о встрече с кем-то другим, с кем захочет.
Но на самом деле в ней не было ничего пугающего. Ничего навороченного. Она даже не была такой уж башковитой. То есть нет, тупой-то она тоже не была. Но если знать, что мама ее работает в городском совете, а папа преподает в универе, можно подумать, что она круглая отличница. А она полвечера говорила о том, какие уроки она прогуляла, и о всяких неприятностях, которые у нее были в школе, и о том, сколько раз ее за это вздрючили. Ее как раз отчихвостили в тот вечер, когда были гости, потому она и была дома. А все это – что она якобы хотела меня видеть, – это было вранье полное, как я и думал.
И в колледж она не хотела.
– А ты хочешь? – спросила она.
– Да. Конечно.
– Почему «конечно»?
– Не знаю…
Хотя я-то знал. Но не хотел распространяться об истории моей семейки. Если бы она узнала, что у нас вообще никто – родители, дедушки-бабушки, прадедушки-прабабушки – не закончил колледжа, тогда точно решила бы, что ей не стоит на меня тратить время.
– Ну так куда же ты пойдешь, – спросил я, – когда закончишь школу?..
– Не хочу говорить…
– Почему?
– Ты решишь, что это что-то такое выпендрежное.
– Как это может быть, если это совсем наоборот?.. Ты же учиться не хочешь?
– Знаешь, выпендриваться можно по-разному. То, о чем я говорю,