Дети капитана Гранта. Жюль Верн
и пекари. Еду они запивали свежей водой, которая показалась им вкуснее всех вин мира.
Они не забыли и про лошадей. Охапки сена, находившегося в рамаде, послужили им пищей и подстилкой.
После этого Гленарван, Роберт и Талькав закутались в свои пончо и растянулись на подстилке из сухих альфафар, обычном ложе пампасских охотников.
Глава девятнадцатая
Красные волки
Наступила ночь. Было новолуние, и молодой диск луны вскоре скрылся за горизонтом. Только неверный свет звезд освещал равнину. Воды Гуамини бесшумно катились по руслу. Птицы, пресмыкающиеся и звери отдыхали от дневной усталости; мертвое молчание воцарилось над всей огромной территорией пампасов.
Гленарван, Талькав и Роберт последовали общему примеру. Лежа на мягкой травяной подстилке, они крепко спали. Обессиленные долгим и трудным переходом, лошади также легли на землю. Только Таука, как настоящая чистокровная лошадь, спала стоя, готовая бежать по первому зову хозяина. Глубокий покой царил в рамаде. Костер догорал, лишь изредка озаряя последними вспышками безмолвную тьму.
Около десяти часов вечера индеец внезапно проснулся. Глаза его вперились в беспросветную тьму. Он напряженно прислушивался к шумам равнины, стремясь уловить какой-то чуть слышный звук, потревоживший его сон. Вскоре на обычно невозмутимое лицо Талькава набежала тень тревоги. Что он услышал сквозь сон? Стук копыт приближающегося отряда, рычание ягуаров, рев тигров или других опасных хищников, которых могла привлечь в эти места вода? Очевидно, последнее предположение показалось патагонцу наиболее вероятным, так как он бросил быстрый взгляд на запас топлива, собранный внутри ограды. Результат осмотра был неудовлетворительный: горючего было мало, и запас его недолго мог удержать на расстоянии хищных животных. Лицо патагонца еще более омрачилось.
Однако делать было нечего; оставалось ждать событий. И Талькав ждал их, полулежа, положив голову на руки и опираясь локтями о землю, в позе человека, которого внезапная тревога пробудила от сна.
Так прошел час. Всякий другой на месте Талькава был бы успокоен царящей кругом тишиной и снова бы уснул. Но там, где чужестранец ничего бы не заметил, инстинкт индейца подсказывал приближение опасности.
В то время как патагонец всматривался и вслушивался, Таука вдруг глухо заржала, повернув голову к воротам рамады. Талькав вскочил на ноги.
– Таука учуяла врага, – пробормотал он и еще напряженней стал всматриваться в темноту.
На равнине все еще царила тишина, но прежнего спокойствия уже не было. Талькав увидел много теней, бесшумно скользящих среди зарослей кура-мамель. Тут и там мелькали светящиеся точки, скрещивающиеся, угасающие и снова вспыхивающие. Можно было подумать, что это летают светлячки. Так, несомненно, подумал бы всякий чужестранец, но Талькава это не могло обмануть: он понял, с каким врагом предстояло столкнуться. Зарядив карабин, он встал на караул у входа в загон.
Ждать