Бежала по полю девчонка. Людмила Андреевна Кузьмина
меня по щекам после того, как я испачкала не просохшей чёрной краской новый трикотажный джемпер. Я играла с подружками в прятки возле школы и, прячась, залезла под одну парту среди прочих парт, оставленных на улице для просушки после окрашивания. Свежую краску я не заметила – и вот результат: испортила обновку. Но тут, в поезде, разбитый стакан никого не огорчил. Чистенькие девочки звонко хохотали, приговаривая: «Ой, мама, мама, разбила свой любимый стакан!» И опять все смеялись…
Челябинск поразил меня высокими домами. Многое я видела впервые в жизни. Вот парк, в котором растущей на земле зелёной травой были написаны год, число и месяц. Как это трава сама собой так выросла и написала год, число и месяц? Разве это не чудесное чудо! Расскажу подружкам в Карасях – не поверят!
А трамвай! Как заводной, едет по рельсам! Разве это не чудо?
Жить мы остановились где-то на окраине города у папкиных знакомых, родственников Сабуровых из Карасей. Нас не ждали, и чувствовалось, что они не очень обрадовались нашему приезду, разместили нас на ночлег в совершенно пустой комнате отдельно стоящего на отшибе домика, с постелью прямо на полу. Дескать, в комнатах у них тесно, а тут нам никто мешать не будет. Измученная дорогой, я спала как убитая, но сквозь сон чувствовала, как меня кусали какие-то насекомые. Я вертелась, как уж на сковородке, потому что всё тело моё зудело. Родители среди ночи зажгли свет, стали перетряхивать постель от множества здоровущих клопов, которые и по стенам ползли в нашу сторону! Такая беспокойная была ночь.
Утром родители выпили чаю с хозяевами и куда-то ушли. Я загрустила среди незнакомых мне людей. Старая бабушка ворчала что-то типа: понаехали тут! Я сидела на кухне на сундуке не выспавшаяся, с чувством своей ненужности в этом доме и не заметила, как, привалившись к стене, заснула. Хозяйский сын, старше меня несколькими годами, отнёсся ко мне более радушно. Он – «по-тимуровски» – подсунул под мою голову мягкую подушку и укрыл лёгким одеяльцем, и я безмятежно проспала до прихода родителей.
А на следующий день родители взяли меня с собой. Опять поехали на тряском и гремучем трамвае, который на стыках рельсов немного подпрыгивал. Оказывается, накануне родители записали меня на приём к врачу в детской поликлинике. Запомнилась мне докторша в белом халате, с круглым зеркальцем на лбу. Докторша заглядывала мне в рот и нос, смотрела в уши и, что было для меня страшно и болезненно, засовывала в мои больные уши тоненькую проволочку с накрученной ваткой, смоченной жгучим лекарством. Мне хотелось заплакать от боли, но докторша строго приказала: терпи, девочка! И я изо всех сил терпела.
Потом она долго что-то писала на небольших листочках бумаги и говорила маме, как меня надо лечить. Запомнила я её непонятную фразу:
– К сожалению, барабанные перепонки – (От какого барабана? И что за перепонки у меня внутри ушей?!) – у Вашей дочери повреждены, слух у неё не восстановится. Чтобы она совсем не потеряла слух, надо лечить уши, следить, чтобы в них не попадала вода.
Мама страшно расстроилась,