Бежала по полю девчонка. Людмила Андреевна Кузьмина
жизнь в селе была вовсе не безмятежной и сытной.
Дело в том, что перестали выдавать «американскую помощь» в виде галет, консервированной ветчины, сгущёного молока и чая в необыкновенно красивых жестяных коробках с изображениями негритянок и экзотических пальм. Эти коробки остались в нашей семье навсегда, в них родители хранили разные документы.
Заморские посылки выдавали нечасто, но и они разнообразили наш скудный ассортимент еды. Помню, меня поразила сгущёнка. Выливая её с ложечки в чай, я наблюдала, как белая струйка не смешивалась с чаем, а ложилась на дно чашки разнообразными узорами. Это развлекало меня, и, можно отметить сейчас, значит, не так я была голодна, раз играла во время еды.
Тогда существовала карточная система распределения основных продуктов питания. Я помню, как моя мама – она работала счетоводом в конторе – выреза´ла с больших листов бумаги талончики, на которых было напечатано: «мука», «жиры», «сахар», и затем помечала их фамилиями работающих на шахте «Майская», в том числе и нашей фамилией. Так у нас в доме появлялись мука, серые макароны, жиры в виде маргарина или постного масла, сахар, чаще всего в виде разновеликих кусков, которые надо было колоть на мелкие кусочки резким ударом тупой стороной ножа. Чай пили обычно «вприкуску». Я брала кусочек колотого сахара губами и старалась через него втягивать чай – так было слаще. А однажды мама принесла розовый сахар-песок, видимо, плохо очищенный, да ещё и сырой. Он лежал на тарелочке и, оплывая, шевелился! Это меня напугало. Сахар-то живой!
Нет, во время войны наша семья не голодала. У нас был спасительный огород. А потом завелась и разная живность на дворе в виде козы, овец и – о! – коровы Флюрки. Уход за скотиной целиком лежал на бабушке. Она тоже была героиней труда. Кроме хозяйства, были ведь ещё и мы. С утра до вечера она возилась на кухне и во дворе. Топила печи, кормила нас; когда хворали, лечила по своему разумению отварами, компрессами; сидела за прялкой или вязала нам из толстой овечьей шерсти носки и варежки. Впрочем, сидение за прялкой было для бабушки скорее отдыхом, чем трудом. Как и вязание. Сморит её за этими делами, бывало, сон – она уронит голову на грудь или прикорнёт на полчасика в своей комнатёнке, и снова крутится по хозяйству. Такой хлопотливой я её и запомнила. А родители вспоминаются из тех лет нечасто. Они «пропадали на работе».
В 46-году, первом послевоенном, в не оправившейся от военного лихолетья стране случилась засуха. Нехватка продуктов питания погнала людей из голодных районов в сёла. Стало как-то неспокойно жить. Помнится, как в наш двор забрёл какой-то полоумный измождённого вида старик. Бабушки в это время дома не было, а мы, разная ребятня, играли на кухне. Старик, бормоча непонятное, схватил вдруг нашего Герку, накинул ему на шею верёвку и поволок в сени, но Герка оказался сильнее, оттолкнул его. Мы дружно заорали, а появившаяся наша бабка выгнала старика на улицу.
И однажды около нашего двора остановились исхудавшие мужчина и женщина. Дело было осенью, когда на