Мне приснилось детство. Игорь Гагин
семь, совершенно меня измотав, и вдруг, наступив на мою ступню левой ноги, замер, как вкопанный. Как вкопанный – это как раз про этот случай. Я заорал, зверея от боли, но он стоял не шелохнувшись. Стягиваю с его морды уздечку, все равно, стоит, скотина! И если бы не Толька, я, наверное, помер бы от болевого шока. Он хлестанул Буяна плеткой по крупу, и только после этого конь отпрянул в сторону. Охая, я похромал до лавки. Пальцы болели нещадно.
– Я же тебе говорил, сначада мундштук суй ему в зубы, потом растреноживай!
– О-ё-ё-ё-й! – голосил я.
– Скажи спасибо, что Буян не подкован, иначе опять угодил бы с переломом в больницу!
Боль отходила долго. Я понял тогда одно: каждый конь, как и человек, имеет свой характер. Есть злые, и есть добрые; есть веселые, и есть меланхолики; есть умные, но есть и тупые. Всё, как у людей.
Однажды мы мирно пасли колхозное стадо. Толька не скакал, он летал по полю на своем Весёлом. Не видно сливающихся ног скакуна, частую дробь отбивают копыта, густая пыль вьётся над землёй. Лихо развиваются по ветру русые космы, одна рука сжимает уздечку, вторая свободно вытянута вдоль пояса. В ладони зажата плетка, но ей он никогда не пользовался. Конь и так слушался каждого его жеста. Эх! Научиться бы, свободно, как Толян, держаться в седле!
Полдень. Над потравленным телятами полем, которое изначально было засеяно овсом, стоит марево. Не понятно, зачем председатель разрешил пасти скотину прямо в посеве, но это не наше дело. Притихли берёзки в ближайшей роще. Колхозные тёлки, все, как одна, рыжие, устало пережевывают овсяные колосья. Славка, веселый белобрысый матершинник, какой-то дальний Толькин родственник, вдруг делает довольно заманчивое предложение:
– А что, ребят, может, устроим состязание? – он поглаживает по шее Буяна, которому я до сих пор не мог простить свою отдавленную ногу. Иногда покалывало, но обошлось, слава Богу, без больших проблем.
– Куда тебе со своей клячей! – Толька лежал под навесом, пережевывая в зубах овсяную соломину. Буян зло на него покосился, как будто понял, что эти слова относятся именно к нему.
– Подпруги подтяни, не ровен час, свалишься на ходу, – обратился Славка ко мне, как видно опасаясь высказать Толяну какую-либо колкость.
– Игорёк, не трогай, твои подпруги на месте, – остановил конюх мою попытку проверить крепление седла на спине Привета. – Тебе, Славка, свою надо подтянуть. Ну, а состязание – это, конечно, не плохо, но не советую.
– Мне!? – Славка аж подскочил. – А ну, бля, погнали, посмотрим, чья возьмет.
– Что ж, погнали! – Толян вставил ногу в стремя и легко взметнул своё тело в седло, заскрипевшее под ним новой кожей.
– Игорёк, ты с нами?
– Почему бы и нет. Привет не подкачает.
Я не боялся проиграть. Главное – участие. Тем более, что подобного типа гонки мы устраивали в первый раз. Я уже неплохо держался в седле, падать приходилось, так что опыт был и страх перед высотой, когда несёшься навстречу ветру, хоть и не исчез совсем, но, по крайней мере, не был таким острым, как в самом начале. Привет принял меня в