Мне приснилось детство. Игорь Гагин
лихорадочно дергать педаль стартера, подкручивая одновременно ручку газа. Мотоцикл заводиться не желал, а только чихал, как простуженный старик. Голоса из темноты доносились всё ближе. Даже я своим десятилетним рассудком прекрасно понимал, что может произойти, если не успеем уехать до подхода местных.
– Гля, тёлка! – раздалось совсем рядом.
– Точно, ёмаё, тёлка! – В голосе кого-то невидимого неподдельная радость.
В этот момент мотоцикл затарахтел. Толик лихо вскочил в седло, Лида за ним, я так к ней прижался, будто влип, и мы, виляя задом, рванули в разрезаемую светом фары темноту.
– Стоять, бля! – донеслось сзади с улюлюканьем и матерщиной. «Удрали!» – промелькнула веселая мысль.
Подъехали к дому. Толик заглушил двигатель, и стало удивительно тихо, даже в ушах зазвенело. С трудом слез с сиденья, разминая затекшие ноги. Не мудрено, ведь сидеть пришлось на самом краешке, как не свалился по пути, ума не приложу.
– Толь, – спрашиваю, – а где они в темноте корову увидели?
– Какую корову? – не въехал Князь (так его Лида называла за глаза).
– Ну, когда мы там остановились, кто-то крикнул «гля, тёлка!»
Лида сконфуженно отвернулась.
– Это им с пьяных глаз, видно, померещилось что-то! – хохотнул Толян. – Ну, до завтра! – он махнул Лиде и покатил мотоцикл к своему, вырисовывающемуся из темноты, дому.
– А вы меня еще возьмете? – спросил я сестру, когда мы поднимались на родное крыльцо.
– Посмотрим на твоё поведение. Ой! – вдруг вскрикнула она.
На нашей скамейке, растянувшейся вдоль дальней стенки крыльца, кто-то сидел.
– Не боись, свои! – послышался знакомый голос. Обладательницей его оказалась Валентина, средняя дяди Володина дочка, родная племянница нашей бабули. У Владимира Сергеевича три дочери: старшая – Нина, моя крестная, была замужем и жила в Летово; младшая – Оленька – наша закадычная подружка. С этой задорной семилетней девочкой мы часто играли вместе. Валентина – весёлая, бойкая на язык девушка лет 19-ти, сидела на нашем крылечке с молодым человеком и застенчиво улыбалась.
– Гуляете? – почему-то спросила она, хотя и так было понятно, что мы гуляем.
– Да, – подтвердила Лида. Я проскочил в сени. Лида с ними поговорила и очень скоро прошла в горницу. Я ещё минуты три – четыре подглядывал в дырочку, пытаясь понять, что это они там делают на нашем крыльце, будто не могли на своем посидеть. У дяди Володи целая терраска, сиди, хоть обсидись! Скоро это занятие наскучило, и я тоже ушел спать.
Дни проходили насыщенно. Утро из-за мух начиналось довольно рано. Ни свет, ни заря эти назойливые насекомые просыпались и начинали с жужжанием носиться по горнице. Это ещё полбеды. Беда заключалась в том, что они были сильно кусачие. Залезаешь под одеяло с головой – жарко. Высовываешь голову, тут же начинают приставать и пребольно жалить. Покой можно было найти в «темнушке». «Темнушкой» называлось отгороженное от сеней