Океан безмолвия. Катя Миллэй
удается ею манипулировать.
Периодически я разговариваю сама с собой, дабы убедиться, что у меня все еще есть голос, – на тот случай, если захочу снова им воспользоваться. Я всегда планировала однажды вернуться в речевой мир, но порой сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет. Обычно у меня не бывает волнующих новостей, поэтому я просто повторяю имена или случайные слова, но сегодняшний день заслуживает внимания, и я прибегаю к полноценным предложениям. Иногда я даже пою, но это в те дни, когда особенно сильно ненавижу себя и хочу причинить себе боль.
Я залезаю в постель. Одеяло серовато-зеленое, с цветочным узором – точно такое, каким я укрывалась дома. Скорее всего, мама постаралась, а не Марго. Думаю, она никак не может понять, что я стремлюсь забыть ту свою комнату, а не таскать ее с собой. Я приподнимаю матрас, вытаскиваю спрятанную под ним толстую тетрадь. Скоро придется подыскать для нее более надежный тайник. Остальные тетради из этой серии лежат в глубине шкафа, в коробке, под потрепанными книжками в мягкой обложке и ежегодниками за предыдущие классы. У этой, что у меня в руках, черно-белая обложка, на которой красным маркером выведено: «Тригонометрия». Как и во всех остальных, первые несколько страниц – якобы школьные записи. Я беру ручку и начинаю писать. Заполнив три с половиной страницы, убираю тетрадь в тайник и выключаю свет. Интересно, какой новый ад готовит мне завтрашний день?
Глава 5
Я живу в мире, где нет ни магии, ни чудес. Где нет провидцев, оборотней, ангелов и суперменов, которые спасли бы тебя. Где люди умирают, музыка распадается на отдельные звуки и вообще все сплошь одно дерьмо. Я так сильно придавлена к земле грузом действительности, что порой и сама не понимаю, как мне еще удается переставлять ноги.
В пятницу утром я первым делом забираю из методкабинета свое подкорректированное расписание. Мисс Макаллистер назначила меня помощником учителя на пятый урок, и теперь я официально избавлена от посещения класса музыки. Это значит, что весь пятый урок я буду делать ксерокопии и раздавать учебные материалы, а не изнывать от отчаяния на ненавистном занятии, думая о том, что лучше б мне истечь кровью.
Я уже гораздо лучше хожу на своих шпильках, хотя туфли слишком тесны в носах, и, когда я надеваю их, мои пальцы на ногах разражаются несусветной бранью. Для сегодняшнего испытания выбираю очередной ужасающий наряд, жутко мрачный – страшнее остался только один. С другой стороны, это все, что у меня есть. Глаза подвожу черным, губы крашу алым, на ногтях – черный лак. Шпильки, как всегда, подчеркивают эксцентричную уродливость моего внешнего вида, отстукивают: «Отвратительно!» Я являю собой безобразное зрелище: мерзопакостная шлюха, да и только. Я думаю о перламутровых пуговицах и белых юбках с кружевными оборками. Интересно, что надела бы Эмилия, будь она сегодня жива?
Всю неделю во время обеденных перерывов мне удавалось благополучно прятаться в коридорах и туалетах. Взъерошенный парень-художник, которого,