Слепая зона. Дмитрий Евгеньевич Ардшин
А когда ей надоест. Тогда и…
Она молчит… Пусть она про себя смеется над ним, наслаждается могуществом. Пусть молчание продлится вечно. Тогда она не оставит его никогда. Хрулев ждал, замерев и прислушиваясь. Грохотало в ушах, груди. Нервы со звоном рвались, как перетянутые струны на гитаре. Хрулев крепился, сжав зубы.
– Что-то не так? – не выдержав, выдохнул он, растерянно глядя на девушку. – Что-то не так… Ведь так?
Она пожала плечами, вздохнула.
– Ты красиво говоришь, заслушаешься… – вдруг порывисто обернулась к нему. – Ты ничего не хочешь мне больше сказать? – она смотрела на него из темноты, выжидая.
Хрулев сжался, замер.
– Что, что сказать? – задыхаясь, пробормотал Хрулев, пытаясь разглядеть ее в темноте, но все плыло и прыгало перед глазами.
– Хм, тебе виднее, – с обидой отозвалась темнота и нетерпеливо взмахнула рукой.
Он должен ей что-то сказать. Должен, должен, – звучал набат в голове. Но мысли разбежались испуганными тараканами. Чего она ждет от меня? – сверлило трухлявый мозг.
Вдруг в дымящейся голове Летучим Голландцем мелькнул внедорожник.
– Негодяи, – пробормотал Хрулев, потирая ладонью раскаленный лоб.
– Ты это о ком? – недоуменно отозвалась темнота.
– О ремонтниках. Загнал к ним машину и с концами. Только завтраками кормят. Объелся уже, – Хрулев сглотнул сухую, вязкую слюну. Опять этот внедорожник! Неужели ничего лучшего не мог придумать?
– Я тоже ненавижу, когда тормозят, – она вздохнула, коснулась дверной ручки и, щурясь в темень, что разлеглась черным зверем между подъездом и машиной, сказала, словно спрашивая разрешения у темноты, и заранее зная ответ, – так я пойду?
– Когда я тебя увижу? – он с мольбою заглянул в ее лицо, пытаясь прочитать свое будущее.
Она, вздохнув, покачала головой.
– Не знаю, – и медленно, взвешивая каждое слово, но решительно, – значит, я пошла…
И это все?! Хрулев замер, сжался, похолодел. Да пропади она пропадом! Он устал отвоевывать ее у темноты, задыхаться от запаха полыни. Устал бояться ее потерять. Даже лучше, что все закончится, так и не начавшись. Он останется наедине с глупыми, инфантильными мечтами, не нужный даже самому себе. Хватит позориться. Ведь все равно, как не старайся, ничего не вышло бы, – она слишком хороша для него. Слишком. Пусть она уйдет, и сразу станет легче. Пусть уйдет.
Сухо щелкнула дверь, и Марина уже хотела выйти, как вдруг он схватил ее за левое запястье, и хрипло прошептал:
– Подожди. Мне надо… сказать тебе
«Что я делаю? Зачем все это?» – дрожа, спрашивал себя Хрулев. Бум-тара-бум-бум-бум, тара-тара – бум-бум – бешеной чечеткой отвечало сердце. В глазах кружился, плясал черный огонь. Мерин накренился, скатываясь в темень.
Он все-таки решился?! Она удивленно распахнула глаза на Хрулева, который, медленно клонился к ней,