Слепая зона. Дмитрий Евгеньевич Ардшин
смешок.
Хрулев поежился и спросил:
– Ты чего?
– Случай один вспомнила, – отозвалась Марина, с мстительной улыбкой глядя на целованную ладонь. – Глупая история почти из детства.
Хрулев хотел промолчать, обойтись без скелетов из шкафа, но вместо этого сказал:
– Расскажешь?
– Однажды я познакомилась с джигитом. Был он горячий и наглый. Одним словом – джигит. Он все время хватался за свои причиндалы, словно проверял, все ли на месте. То ли тик, то ли пунктик, заскок такой.
Мы и двух слов друг другу не сказали, а он вдруг затаскивает меня в проулок и размазывает по стенке, хочу, не могу, говорит, ждать. В проулке темно, мочой воняет и у него изо рта кислятиной несет. Бр-р-р… Я испугалась и прикинулась девственницей.
Это его немного отрезвило. Он остановился, посмотрел на меня ошалело и вдруг говорит: «Дай ладошку». Сам пыхтит, глаза выпучил. Я простодушно протянула ему руку. А он хвать ее и в ладонь мне кончил.
– И зачем я все это рассказала? – Марина схватилась за дверную ручку. – Лучше я пойду. Мне давно надо было…
Сноп света ворвался в салон и выхватил из темноты посмертную маску – бледное, снежное, сморщенное лицо Марины.
Хрулев обернулся и, прикрыв глаза ладонью, увидел, что с пригорка на него скатывается, угловатый сарай на колесах. На одно кошмарное мгновение Хрулев решил, что это внедорожник, о котором он рассказывал Марине. И сейчас этот металлический, сверкающий короб протаранит мерин. Хрулев сжался. Но сарай пророкотал мимо, превратившись вдруг в старенький «Уазик», обвешанный фарами и лампочками, как новогодняя елка.
– Не уходи! – Хрулев протянул руку, чтобы остановить Марину.– Не уходи… – проскрипел он, и его рука упала на опустевшее сиденье. Она исчезла.
5
«И что это было такое? Вроде бы ничего не предвещало. Вечер, как вечер, ничем не отличался от всех прочих вечеров. А потом – бац! Джигит, подворотня, ладошка. Как бритвой по одному месту. Как удар ниже пояса. Зачем она мне все это рассказала?» – пытал себя Хрулев и не находил ответа. Ему как будто надавали оплеух, или оплевали с головы до пят. Смирившись с тем, что не заснет, он с тоскою посмотрел на диск луны, катившейся над покатой крышей соседнего дома, быстро оделся, выскочил из квартиры.
Мерин натужно рокотал, словно пытаясь взлететь. Дорога развернулась и заискрилась разноцветьем огней. Хрулев куда-то торопился, но сам не понимал: куда.
Нет. Это невыносимо терпеть. Эту боль, которая сжигает его изнутри. Он поговорит с ней. Иначе – сойдет с ума. Да. Надо вернуться и спросить ее: что он сделал не так и чем он ее обидел? Он спрашивал себя об этом с того момента, когда она исчезла в подъезде, а он стоял и запрокинув голову, вглядывался в слепые глазницы спящего дома, словно надеясь, прочитать в мертвых окнах ответы на свои вопросы, ответы, которые успокоят его и примерят с реальностью. И теперь, когда он был так далеко от ее дома, эти вопросы