Паутина. Дмитрий Евгеньевич Ардшин
и обхватив руками живот, Пирог прислушался к магнитофону, который нашептывал что-то задумчиво-джазовое.
Прохладные гитарные переборы, сизый дымок догорающего костра, блеклый, потусторонний свет затушевывали и размывали Пирога до состояния небытия и призрачной дымки. Дерягину показалось, что Пирог истончался и бледнел прямо на глазах. Дотронься до Пирога, и он рассыплется пеплом, растает в воздухе.
8
И однажды добродушно-блудливая улыбка, и красная клетчатая рубашка навыпуск, прихватив с собою шпроты, водку, молочную колбасу, колбасный сыр и Карину, исчезли из города «на неделю-другую».
– Асфальт, панельные коробки, машины – все загребло, – развалясь на скамейке с бутылкой синей Балтики и сигаретой Петр 1, жаловался Пирог августовским вечером, накануне отъезда.
Над головой темный Ленин, вытянув руку, указывал на Макдональдс. На асфальте, рядом со скамейкой, двое взъерошенных голубей сцепились из-за сизой голубки, – хлопали крыльями, клевались, раздувая зобы и глухо воркуя. В нескольких метрах, у туи, бродила полная старуха с пакетом, украдкой поглядывая на Пирога.
– А как же Светлана? – осторожно спросил Дерягин и поморщился от сигаретного дыма выдохнутого приятелем.
– А она больше всего достала. – Пирог бросил окурок в дерущихся голубей, и они упорхнули. – Каждый день: ты где, с кем ты, что делаешь… Ревнует по-черному. А у самой какой-то там старинный знакомый для ночных клубов… У каждого есть свой дежурный чемоданчик, свой запасной аэродром, – Пирог с горькой усмешкой покосился на Дерягина.
Дерягин, у которого не было ни чемоданчика, ни аэродрома, лишь пожал плечами и раздраженно подумал: наговаривает на нее, чтобы себя оправдать.
Пирог допил пиво и поставил бутылку на асфальт. Тут как тут – старуха, подхватила бутылку, сунула ее в звякнувший пакет и вразвалку удалилась.
Пирог вздохнул, вкрадчиво промурлыкал Дерягину:
– Может, еще купишь? Да, и сигареты, не забудь… А то у меня – алес…
Итак, Пирог покинул город.
А Дерягин еще глубже увяз в тревожных мыслях и предчувствиях. Тяжелее всего было вечерами, когда комната начинала схлопываться, и ледяной волной обрушивалась паника, вышвыривала из квартиры и гнала в центр города. Там Дерягин с угашенным, мутным взглядом бродил до гула в ногах и дымящейся голове по оживленной набережной, притихшими переулками, сумрачными скверами… И все думал, думал, накручивал себя, пытался выпутаться из паутины страха, но все сильнее запутывался.
Но была еще Светлана… Брошенная и обмененная на другую, Светлана невольно стала меркнуть, уплощаться до монохромной тени, до черно-белой героини дешевых комиксов. Чердачная музыка как-то поутихла, почти сошла на нет. И все же… И все же Дерягин продолжал думать о Светлане. Где она? Что она?
***
В тот душный августовский вечер то и дело развязывались шнурки, и тревога когтила сердце сильнее обычного. Неприкаянный Дерягин