Венецианский аспид. Кристофер Мур
Отелло был ничем не лучше капера, когда город его нанял, а теперь он герой республики.
– Да, и когда ты спасешь город от полного уничтожения, к тебе тоже относиться станут, как к герою, а для этого – и это всего лишь моя догадка, потому что я простая еврейская девушка и мало что понимаю в изощреньях правящего класса, – тебе потребуется надеть какие-никакие штаны.
– Вот на это я и намекаю, тыковка. Найдется ли у тебя пара котурнов?
Котурнами назывались деревяшки, которые венецианские дамы – и даже некоторые господа – цепляли к своей обуви, чтобы не ступать в грязь, мерзость и пакость, заполнявшие улицы во время дождя или наводнения. Попадались дамы, которые, дабы уберечь платья, сшитые из тончайших тканей, что им привозили из самых далеких и экзотических портов, от порчи уличными стоками, носили котурны выше собственных голеней, и по бокам им требовалось по особому лакею, чтобы дамы эти ходили на балы или послушно склоняли головы на воскресной мессе, не теряя равновесия. Котурны повыше сужались книзу, чтобы весить поменьше, а затем, к земле, вновь расширялись до искусственной стопы. Проворный шут и умелый акробат, наловчившийся профессионально перемещаться на ходулях, с соответственно подшитыми штанами мог бы легко сойти за человека на добрый фут выше, чем на самом деле. Нашлись бы пристойные котурны.
– У меня есть пара поменьше. Не такие роскошные, как сенаторские жены носят.
– Идеально. Тащи. – Со своими врагами в Венеции я на сей раз встречусь лицом к лицу.
– А потом можно дошить тебе штаны?
– Почти. Кроме того, мне потребуются три метательных кинжала и до офигения здоровенный гульфик.
– Ну, вот это уж дудки, пушистая ляля моя, – фыркнула она. Фыркнула! Мне!
– Сварливая нимфа. У твоего народа разве не полагается сажать вас в красную кущу, когда вы такие?
– Я не такая. А ты меня раздражаешь.
– Твое состраданье не выдерживает мышиного пука?
– Вскормленное очарованьем, оно, ляля моя, с твоим появленьем зачахло.
Явление восьмое
Фунт мяса
– По-моему, тебе не стоит быть дома, когда он вернется, – сказала Джессика. – В доме никого быть не должно.
Мы стояли на дорожке перед жилищем Шайлока. К ногам под свои новые парусиновые штаны я пристегнул котурны Джессики и теперь был несколько выше девушки. Походил по брусчатке и довольно быстро убедился, что на подставках этих могу изображать естественную походку – высотой они были всего три четверти фута.
За исключением солдат и моряков, почти все венецианцы под длинными блузами своими носили трико, по-византийски, иногда – с поясом, – но и мои парусиновые штаны внимания бы не привлекли, ибо почти не виднелись из-под длинного, поеденного молью шерстяного кафтана, который Джессика вызволила из папашиного гардероба. В обвислой желтой шляпе я теперь выглядел в точности как обтерханный еврей.
– Вот он идет, – сказала Джессика. Из-за угла в десятке зданий от нас вывернули двое и двинулись по дорожке к дому, оба – в одеяньях, сходных с моим: темные грубые кафтаны и желтые скуфьи, у обоих длинные