Встретимся под цветущей вишней…. Татьяна Ткачук
слёзы, думая, как он теперь там без нее. Скучала по веселой болтушке Мин А и размышляла, что же подумала подруга, так и не дождавшись ушедшей за кофе именинницы.
Переживала о своем телефоне и сумочке, безвременно почивших на дне неизвестного ручья в парке дворца. И только молилась о том, чтобы никто в прошлом не обнаружил этих «приветов из будущего».
А еще страшно скучала по своему каягыму.
Привыкшая практически каждый день играть на инструменте, девушка испытывала почти физические муки от невозможности прикоснуться к струнам. Но пока не видела возможности для себя завести разговор с матерью о том, можно ли будет найти инструмент для нее.
Вряд ли девочку из богатого аристократического рода обучали игре на этом инструменте. Из исторических дорам Хан Бёль помнила, что раньше на подобных инструментах играли кисэн (куртизанки).
А потом возникла еще одна проблема. Оказывается, настоящая дочь советника всегда прекрасно рисовала. Хан Бёль же никогда не держала в руках кисти. И когда однажды мать завела с ней разговор о том, почему ее дочь перестала рисовать, девушка сначала растерялась, не зная, что ответить, а потом снова отговорилась «потерей памяти». В глазах матери мелькнула какая-то искорка, но она ничего не сказала, промолчала, как обычно бывало, когда Хан Бёль говорила, что ничего не помнит.
А Кён Ха, одевая ее, каждый раз удивлялась, как выросла ее госпожа. Пока, наконец, девушка не сказала, что, возможно, служанке это только кажется, потому что она долго не видела свою барышню. На что та только с сомнением покачала головой.
Были в поведении Хан Бёль и другие, мелкие и на первый взгляд незаметные промахи – она ведь не знала тонкостей дворянского этикета, того, как нужно обращаться со слугами, и держалась со служанкой на равных, что на первых порах приводило ту буквально в ступор. Она поясняла своей госпоже, что так не следует делать или поступать, а когда Хан Бёль спрашивала – почему, отвечала, что барышня не должна вот так, запросто, общаться с ней, ведь она – простолюдинка, а молодая госпожа – девушка голубых кровей, «белая кость».
Потом они все-таки договорились, что наедине будут обходиться без всех этих премудростей.
Постепенно мать разрешила старшей дочери покидать двор и выходить в город, в сопровождении служанки.
И однажды, прогуливаясь в сопровождении неизменной Кён Ха по оживленным улочкам Ханяна, заполненным нарядной пестрой толпой горожан, заглядывающих в многочисленные лавочки торговцев, Хан Бёль остановилась у прилавка с красивыми заколками, шпильками для женских причесок и чудесными норигэ – украшениями для лент юбки чхима. Тут же, в сторонке лежали и яркие ленты, которыми украшались косы незамужних девушек. Девушки надолго застыли у прилавка торговца, который, опытным взглядов выцепив богатую аристократку с деньгами, начал предлагать ей то одно, то другое украшение.
И когда, остановившись, наконец, на красивых парных заколках, которые были предназначены для того, чтобы