Между двух имён. Антология обмана. Книга 1. Влада Жнецова
дочь за дрожащие плечи, Сесилия пристально смотрела на своего мужа.
Под розово-бледной кожей её щёк бешено ходили желваки, на шее, блестящей от пота, проступили бордовые царапины, оставленные ногтями в порывах безмолвной злобы и ненависти. Сама того не ведая, чародейка исполосовала свою мягкую плоть, пытаясь отрезвить рассудок, затуманенный горькой обидой и болью. Яремная вена обрела чёткие очертания, а ключицы будто бы задрались кверху. Лёгкий сарафан сполз с фарфоровых плеч, и Сесилия едва удержалась, чтобы не оборвать красочную тесьму из чувства вопиющей несправедливости. Её отвратило от празднества, от наряда, в который она старательно облачалась.
– Но ты, – Сесилия трясущейся рукой указала на отрешённого Вальтера и, прикрыв глаза, усмехнулась, – не подойдёшь ко мне ни этим вечером, ни когда-либо ещё.
Джейн вцепилась в предплечье своей матери и плаксиво поджала губы. Она ничего не могла разрешить, никак не могла повлиять, играя роль беззащитной, запуганной наблюдательницы.
Вальтер отошёл к столу, склонился над ним и упёрся в деревянную поверхность ладонями, со спины напоминая умудрённого старца, чахнущего над своими пожитками. Его всегда живой и озорной лик сделался посмертной маской. Топорным слепком с некогда воодушевлённой натуры, который вверял в ледяные объятия ужаса всякого, кто на него смотрел.
– Я уеду в Авелинель, – Сесилия шмыгнула покрасневшим носом, утёрла слёзы, размазав ракушечную пудру и пурпур румян. – И Джейн заберу с собой, – произнесла она охрипшим, снедаемым равнодушием голосом и поцеловала дочь в макушку.
Раздался оглушительный грохот. Сесилия взвизгнула и медленно попятилась к кровати. Вальтер рычал, градом обрушивая удары на деревянный стол. Его сжатые до боли в пальцах кулаки выбивали скрипы из добротных досок.
– Нет!
Удар заглушил его пронзительный крик.
– Ты не посмеешь!
Ещё один.
– Не посмеешь! – взревел мужчина, и его лицо, искажённое гримасой ярости, отразилось в стеклянных глазах Сесилии.
– Не посмеешь, – разъярённо простонав с тяжёлым придыханием, Вальтер остановился, окинул мутным взором свои руки. Он сбил и разодрал костяшки пальцев, скользкие от пота ладони размазали кровь по столу, окропили алыми каплями неубранный кувшин. Охотничьи длани жгло терпкой, ноющей болью, и Вальтер кусал нижнюю губу, вымещая неистовое буйство на самом себе. Он одичал, утратил контроль не только над телом, но и над разумом. Превратился в опасное и взбесившееся животное, подобных которому отстреливал из года в год.
Захотелось потянуться к ружью, коснуться его ствола пальцами, обвести дуло. Но Вальтер не шелохнулся: взгляд его почерневших, окаймлённых красными прожилками глаз по-прежнему был прикован к разбитым рукам.
– Она моя дочь, – шумно дыша, сухо проговорил он и, повернув голову, осмелился посмотреть на малютку Дженифер.
Карие глаза-вишенки переполнял страх,