Ирма. Виктория Повольнова
примирения подняла руки. И что это я сегодня такая добрая и сговорчивая? – Просто он так расстроился, когда она ему досталась. Я не удержалась. Понимаешь, трудно постоянно жить с мыслью о том, что ты несёшь ответственность за себя и ещё за того парня.
– Так не неси.
Я фыркнула.
– Легко сказать. На меня с детства вешают какую-то ответственность. Я постоянно привыкла быть кому-то обязанной. Не успела я родиться, как дедушка меня тут же нарёк своей наследницей. И ведь нельзя подвести великого и всесильного Богдана Бокалдина. Ты не представляешь, как на меня смотрит весь светский круг экстрасенсов. – Я подняла палец, и с важной интонацией сказала: – «Внучка Богдана Бокалдина». И всё, шансов на неудачу у тебя уже просто нет. Так на меня смотрят все. Даже ты, – сказала я, протянув руку в сторону Паши.
– Но ты такой и кажешься.
– Ключевое слово – кажешься, – усмешка у меня вышла очень горькой.
Напарница смотрела на меня во все глаза. Возможно, сейчас я взболтнула лишнего, и мне стоило прикусить язык, но почему-то то, что сидело столько времени во мне, сейчас рвалось наружу. Меня стала бить мелкая дрожь. Кисти и стопы вмиг похолодели. Горло периодически перехватывало. Такое чувство, будто уже не остановиться.
И я продолжила:
– Сашу всучили мне, как ценную безделушку, которую нельзя выкинуть, потому что это семейная реликвия. Ты не представляешь, как часто он бывает, не сносен. Я тоже не подарок, но я хотя бы сама всё разгребаю, ни к кому не прибегаю за помощью. Нынешняя ситуация исключение, – намекнула я на Берёзоньки, так как дёргала дедушку.
– Я всё пыталась, сказать Лизе, что она не интересна твоему брату, но она себе вбила в голову, что он просто боится обнародовать свои чувства к ней, потому что может перестать быть важным и крутым. Типа крутые парни не влюбляются в девчонок.
– Как у неё засрат мозг.
Паша усмехнулась.
– Ну, твоя семья хоть принимает твои способности.
– А твоя нет?
Моя напарница на некоторое время замолчала. Улыбка медленно сползла с её лица. Она стала ломать руки. Я буквально почувствовала, как между нами появилась невидимая стена. И вот мы уже находились на очень далёком друг от друга расстоянии. Я не удивилась этому, так как понимала, что она вряд ли подпустит меня так близко к себе. Мо ё внутреннее «я» дало мне пощёчину. Червяк самосжирания быстро начала свою работу, грызя меня за то, что я открылась Паше. Да, то, что я ей рассказала, было лишь верхушкой айсберга, но всё равно моё призрение к себе проснулось. И как я могла так лохонуться?
– Мы с мамой были очень близки, – Паша говорила так тихо, что я почти перестала дышать, чтобы её слышать. – Я всегда была её, маминой, дочкой. У нас было особое общение, со своими шифрами и кодами. Папа часто обижался, что мы не пускаем его в наш девчачий мир, а мы всё шутили и дразнили его, – моя напарница грустно улыбнулась. Мне показалось или её глаза блестели от слёз? – Но весь наш с мамой мир рухнул в те выходные, когда пришли двое мужчин из правительства и объявили моим родителям, что я экстрасенс. Что