В гостях у турок. Под южными небесами. Николай Лейкин
покачал головой проводник.
– Ну, значит, самого главного-то вы и не знаете. Тогда домой везите нас, в гостиницу…
Фаэтон помчался.
– Досадно, что я не расспросил про эти места давешнего газетного корреспондента, – говорил Николай Иванович жене. – Тот наверное знает про эти места.
– Выдумываешь ты что-то, – проговорила Глафира Семеновна. – Про какие такие зверства выдумал!
– Как выдумываю! Ты ничего этого не помнишь, потому что во время турецкой войны была еще девчонкой и под стол пешком бегала, а я уж был саврасик лет под двадцать и хорошо помню про эти турецкие зверства. Тогда только и дела, что писали в газетах, что там-то отняли турки у болгарина жену и продали в гарем, там-то похитили двух девиц у женихов, а женихам, которые их защищали, отрезали уши. Писали, что башибузуки торгуют болгарскими бабами, как овцами, на рынках, – вот я и хотел посмотреть этот рынок.
– Да ведь это было так давно, – возразила жена.
– Понятное дело, что давно, но ведь место-то торговли женским полом все-таки осталось – вот я и хотел его посмотреть.
– Брось. Лучше поедем в кафешантан какой-нибудь.
– Рано, мать моя! Прежде проедем домой, рассчитаемся с извозчиком, напьемся чаю, отдохнем, а потом и отправимся разыскивать какое-нибудь представление.
Фаэтон остановился около гостиницы. Из подъезда выскочили вынимать супругов из фаэтона швейцар, две бараньи шапки, коридорный и «слугиня» в расписном ситцевом платке на голове.
– Чаю и чаю! Скорей чаю! – командовал Николай Иванович, поднимаясь по лестнице в сопровождении прислуги. – А ты, метрополь, рассчитайся с возницей.
И Николай Иванович подал проводнику две серебряные монеты по пяти левов.
Войдя к себе в номер, он нашел на столе три визитные карточки корреспондентов газет. Тут был и «Свободный глас», и «Свободное слово», и «Свободная речь». Николай Иванович торжествовал.
– Смотри, сколько корреспондентов интересуются поговорить со мной и узнать мое мнение о Болгарии! – указал он жене на карточки. – Положительно, меня здесь принимают за дипломата!
– Ах, боюсь я, чтобы из этого что-нибудь не вышло, – покачала головой Глафира Семеновна.
– Полно. Что может выйти из этого!
– Все-таки ты выдаешь себя не за того, кто ты есть, и величаешь себя неподобающим чином.
– Я выдаю себя? Я величаю? Да что ты, мать моя! Это они выдают меня за кого-то и величают превосходительством. А я тут ни при чем. Смотри-ка, один-то корреспондент даже какой-то немецкой газеты, – проговорил Николай Иванович, рассматривая карточку, повернув ее на другую сторону. – «Фрейблат», – прочел он.
Но в это время отворилась дверь и в номер торжествующе вошел коридорный. В руках он держал грязный, но вычищенный самовар.
– Заповедайте, господине. Это русски самовар, – сказал он. – Седнете, моля ви…[78]
Сзади его черномазый слуга нес поднос с чашками, чайником, лимоном и сахаром.
Поставив
Извольте… Садитесь, пожалуйста…