В гостях у турок. Под южными небесами. Николай Лейкин
купленными в гастрономическом магазине Панахова.
Но вот и станция железной дороги. У подъезда к ним подскочило несколько бараньих шапок, и они принялись их высаживать из фаэтонов. Николай Иванович и им закричал «живио» и «да здравствует славянство», а потом стал раздавать направо и налево никелевые стотинки, нарочно для этого наменянные, говоря:
– Получите по-русски на чай! Получите и помните славянина с берегов Волги и Невы!
Стотинки раздавались и извозчикам, стоявшим перед зданием станции в ожидании седоков. Со всех сторон сыпались благодарности и приветствия получивших:
– Благодары, господине! Проштавай! Останете с здравие![88] Благодары!
– Кричите ура! Вот вам еще на драку! – проговорил Николай Иванович, обращаясь к собравшимся извозчикам, и кинул им горсть стотинок на мостовую, но прокурор, бывший менее пьян, схватил его под руку и потащил в здание станции.
Глафира Семеновна следовала сзади, чуть не плача, и бормотала по адресу мужа:
– Пьяный безобразник! Серый мужик! Бахвал бесстыдный!
Николай Иванович, слыша эти слова, оборачивался к ней и говорил заплетающимся языком:
– Пусть прокурор посадит меня в кутузку, если я пьяный безобразник! Пусть! А если он не сажает, то, стало быть, он очень хорошо понимает, что это не безобразие, а славянское единство. Прокурор! Степан Мефодьич! Ведь это славянское единство? Правильно я? – приставал он к прокурору.
– Идемте, идемте… Поезд из Вены в Константинополь прибыл уже, и надо садиться, а то опоздаем! – торопил его прокурор.
– Нет, я желаю знать мнение прокурора – славянское это единство или безобразие? Прокурор! Душка, скажи! – допытывался у прокурора Николай Иванович и воскликнул: – Чувствую полное радушие славянской души и хочу обнять всех братьев, а она: пьяное безобразие!
Поезд действительно уже пришел из Вены и минут через десять должен был отправиться в Константинополь, так что супруги и прокурор еле успели с помощью проводника из гостиницы купить билеты, сдать свой багаж и поместиться в купе. Николай Иванович опять стал «серебрить» бараньи шапки, принесшие в купе подушки и саки. Опять приветствия: «благодары» и «останете с здравие». Проводнику за его двухдневную службу Николай Иванович дал две большие серебряные монеты по пяти левов и сказал:
– Вот тебе, братушка, на ракию и ребятишкам на молочишко! Не поминай лихом славянина с берегов Невы и помни, какой такой русский человек Николай Иванов сын Иванов!
Проводник так ему поклонился в благодарность, что хлопнул картузом с надписью «Метрополь» по полу вагона и произнес, весь сияя:
– Прощайте, экселенц! Прощайте, ваше высокопревосходительство!
Поезд тронулся.
– Стой! Стой! – закричал Николай Иванович. – Что ж мы газеты-то хотели купить, где про меня напечатано!
И он даже вскочил с места, чтоб бежать из вагона, но прокурор схватил его за руку и остановил.
– Куплены, – сказал он, доставая из кармана
Прощайте! Будьте здоровы!