Сверхдержава. Сергей Дедович
незаметно перестаёт существовать.
Раздались первые выстрелы наших. Стреляли по нам – ведь большая часть полка не знала, что мы поехали ловить дезертиров, и думала, что наши машины – это техника Кяхтинской части, захваченная монголами. На мгновения я замешкался, не понимая, что делать, но когда идущий передо мной БМП лишился башни от удачного выстрела из гранатомёта, то быстро пришёл в себя, развернул машину на девяносто градусов и погнал на север, где увидел последнюю надежду вырваться из российско-монгольских клешней прежде, чем они сомкнутся. Крошко, Толстый, Кулак и Пан меня поддержали:
– Гони! Гони нахуй, Маэстро!..
Татарин, как и всегда теперь, молчал.
Наши были всё ближе, снаряды разрывались всё чаще, пули целовали хлипенький корпус БМП. БМП – не танк. Он не для того, чтобы сметать всё на своём пути. Это только средство передвижения, чтобы донести пехоту туда, где она будет действовать, может быть, отстреливаясь по пути.
Я выворачивал немного на восток, чтобы оказаться ровно посередине между российскими и монгольскими войсками. Когда мы оказались в зоне поражения монголов, те начали по нам бить тоже. По частоте попаданий в корпус БМП слева и справа я выдерживал баланс на пути к выходу из ловушки. Мы преодолели очередной холм, за которым оказалась внезапная низина – почти обрыв. Стало ясно, что машина разобьётся. Никто не кричал. Особенно Татарин. Мы просто летели навстречу судьбе, понимая, что это единственный путь.
Почему-то мы не разбились и даже не сломали позвоночники при ударе о землю. Мне удалось снова взять контроль над управлением, я повёл машину напролом через рощицу совсем молодых берёзок. Они покорно ложились под гусеницы, почти не замедляя наш ход. Шум залпов стих – боевые действия остались наверху, огонь ни одной из сторон не добивал в низину.
Сложив путь через рощицу, мы оказались на широком песчано-глиняном плато, за которым виднелся лес, но уже не такой, через который можно проехать на БМП. За ним – опять холмы и сопки.
– Рули к лесу, Маэстро, – сказал Кулак. – Там поговорим.
Даже сквозь рёв двигателя было слышно, как сглотнул Толстый.
Преодолев редколесье, я остановил машину. Мы вылезли на солнцепёк. Пряно дурманили незнакомые вешние травы и цветы.
– Татарин, – скомандовал Кулак, – беги на вон тот холм, секи фишку. Если увидишь, что кто-то движется в нашу сторону, неважно, наши или монголы, беги назад, докладывай.
Татарин побежал на холм. Пан и Кулак подозвали нас с Крошко и Толстым.
– Рассказывайте, что это было.
Мы с Крошко молча посмотрели на Толстого. Говорить должен был он. Толстый пролепетал:
– Ротный подумал, что вы дезертиры. Послал нас вдогонку.
– Почему он так подумал? – спросил Пан.
– И почему вы его не разубедили? – добавил Кулак.
– Не знаю, почему, – мазался Толстый, – на нервах, видать. А я и сам не понял, что происходит. Слишком быстро всё случилось,