Укротитель баранов. Сергей Рядченко
не бывает.
И, казалось, больше заняться нечем, да? А вот пошел в кабинет, притащил оттуда на кухню блокнот свой на этот год, такую книгу амбарную с переводной яркой бабочкой, и записал там прилежнейшим образом на внутренней стороне задней обложки всех барановских родичей, имеющих, с его слов, прямое касательство к повести о его отлучке из семейного укротительства. Вышло у меня человек двадцать, а то и больше, так что вам ни к чему.
– Ну, брат, растрогал ты меня! – Баранов смахнул что-то с бровей и постучал пальцем по амбарной книге. – Ну и что было делать нам, а? Коль дед Антуфий секреты свои в могилу унес. А?
– Не знаю, Ярик.
Стало тихо. Вот все хвалят Качалова, большого мастера вешать паузы в зал со сцены. Верно? Это потому, что не знают они моего друга. Баранов из меня с тишиной выжал всё, что в нас было или могло бы быть, без остатка, до последней капли. Он не сводил с меня глаз, как удав с удава. И я б утонул; и от жажды бы загнулся, и все равно б утонул. Но Баранов швырнул мне круг во спасение.
– Оказалось, – он прочистил горло, – не унес. Надо же!
Я схватил с плиты холодный чайник и выдудлил из него всё, что в нём было, аж куски накипи звякнули нам в дышло по ту сторону носика.
– Так, может, тогда, – я заглянул в свои записи, – может, и Антуфий, дед, не погиб тогда от бомбиста, а воротился в семью из комы уже после ХХ съезда реабилитированным, со всеми своими тайнами и секретами мастерства?
– Имей совесть, Ваня, – сказал Баранов. – Я ж тебе не джатру[12] тут на русский перевожу.
– А ладно бы получилось.
Баранов кивнул.
– А из комы ты имел в виду из Коми? Воротился из Коми после ХХ-го уже реабилитированным?
– Еще ладнее, – сказал я. – А другим, значит, шутить возбраняется?
Баранов опять кивнул.
– А мне можно, – сказал он. – Моя жизнь. – Потом отпил и махнул рукой: – И тебе, друг, тоже. Давай, валяй, коли шутится.
Не польстившись на уступку, я предпочел как раз отставить шутки в сторону и заметил ему, что вот уже битый час мы в его рассказе никуда не движемся, а только мнёмся почему-то и топчемся, будто нас кто прихватил за причиндалы, а мы терпим и не сдаемся. Передо мной на задней обложке красовался в каракулях список участников, и я желал уже, чтоб он обрел для меня поскорее смысл, и чтоб загадка Баранова уже как-нибудь разрешилась. Баранов допил свой коньяк и взялся за мой.
– Короче, – сказал он. – Только Никите и удалось отвертеться от дядьки. Не дался он ему в подмастерья.
Я проверил по списку: многоюродный дед Баранова Адам Косоваров, он же двоюродный брат его деда и троюродный дядя его папы, его тёти и его дяди Никиты. Тогда понятно, какой Никита.
– Не стал он, понимаешь, ни в укротители продвигаться, ни вообще в цирке не захотел. Отбоярился.
– А почему?
– Выпал из дискурса.
– Стоп! – сказал я не хуже рефери на ринге. Дело в том, что вот уже добрых лет пять, а то и шесть, подстать возрасту Александра Ивановича, мною прилагались то и дело немалые усилия, чтобы втемяшить (на черный день) в свою отсталую башку хотя б какое-нибудь доступное разумение того, что же означает
Джатра – музыкально-танцевальное представление в Индии. Объединяет танец, пантомиму, слово, инструментальную и вокальную музыку, с преобладанием последней.