Дикарь. Алексей Жак
не поймет, и не время, не место. Не место для романтизированных парений. Как карикатурно искривлялись эластичные черты ее разгримированного лика, когда задавались загримированные вопросы о работе, зарплате, о вещах весьма практичных! Причем в самые деликатные минуты, когда, конечно же, тайный смысл домогательств надежно завуалирован страстными приставаниями подруги.
Неутомимая, Шикарная и Прекрасная успевала в любом месте, ее напор и энергия будоражили амебную компанию. Лысоватый принц, кудесник и балагур, выступал тамадой «собачей свадьбы»: постоянно острил. Сергей с ношей на коленной чашечке вынужден был созерцать лысый череп круглого остряка со скобкой жухлых волос, вычерченных по трафаретной линейке.
Он совсем не слышал, что говорил этот человек. Все и всё раздражали его, он тонул в потоке раздражения. И, уже изрядно пьяный, видел теперь картину происходящего как через призму. Теперь искривлялись не только черты этих комедиантов, но и их фигуры, тела, окружающие предметы. Вот в вульгарной индийской позе, распластав избавленные от колготок сливочно-кремовые ножки-рогалики, воссела на троно-спокойное ложе, на монолитный пьедестал для своего крепенького задка (для среднестатистического женского крупа почти дистрофичного) дива-наездница Алена Сладострастная. Как натурально гарцует она, как держится в седле? Она позволяет себе метнуть складчатую «вуаль» атласной ткани в бок и обнажить еще более атласную кожу. И еще более легкую ткань белоснежных, а в полумраке – так как зажгли свечи – мышиного цвета, трусиков. Она не скрытна, она возбуждающе открыта. Нет в ней тайны.
Что же еще бесило Сергея, будоража сверх меры, так, что каленые угли страсти, взыгравшей от стриптизного шоу, от вздрагивающего, податливого под рукой тела, становились шипящими, политыми головешками: п-шш, п-шш? Одна деталька, беглый штришок, который он отметил, не пропустил. Свечи!!!
Они были извлечены из сумки, которую он нес по лестничным пролетам с обшарканными стенами. Он запомнил эту сумку: светло-коричневой замши, с длинными плетеными ручками, тертыми посередине, там, где чаще хватались за лямку, с красными кожаными ромбами по верхнему краю – прихоть безвкусного дизайнера. Свечи извлекались дамами наряду с дорожными припасами: дачными огурцами со свойственной всем дачным творениям косолапостью форм, мелкокалиберной редиской, шелестящими луковицами. Кажется, еще сыр и помятый поварской колпак – коробка с остатками изничтоженного торта. Сергей чуть не забыл – день рождения, все-таки.
Тогда свечи были отложены в сторону, и вторично всплыли в момент омертвения кухонной идиллии. Сувенирные свечи были не новы, где-то валялись, пылились, но не использовались. Магазинный ярлычок, обнявший каждый зардевшийся при оголении стерженек, загибался и скручивался. В жидком бумажном волокне просвечивались фрагментально виньеточные сердечки с козявку.
– Будем шиковать, жаль шампанское закончилось, – декламировала Алена, запаливая торчащую из сердцевины