Дикарь. Алексей Жак
хотел спросить Сергей.
Не отвечая на его немой вопрос, она оставила ему право не думать, не спрашивать и следовать за ней. Она была очень решительна. Шла первой, будто гид по вызубренному экскурсионному маршруту, и хотя расстояние оказалось смехотворным, преодолела его с непоколебимой, суровой прямолинейностью.
Вначале, когда выбрались в прихожую, Сергею пришла мысль, что Ира, пресытившись меланхоличной бездейственностью, скучая от наивных притязаний на платоническое обличие их отношений, отправилась присоединиться к умчавшемуся шумному кортежу. Что ей надоела эта дурацкая игра в нежности, приведшая к такому гипертрофированному выкидышу. К ней!? Чего захотел. Там малый ребенок, дитя. Спит, похрюкивая, сопливя стираную наволочку. Видит уж, наверное, не первое карамельное сновидение. Не дай бог разбудить. Да и как поведет себя дальше – стоило ли пускать?
Но в прохожей она круто ввернула в совсем противоположную сторону – туда, куда, он мнил, проход воспрещен, и куда, было у него подозрение, удалялись на минутку волшебник и шикарная. И отворила без скрипа и обмолвка незапертую «сезам» в склепную, мертвую черноту.
Он содрогнулся от подступившей догадки:
– «Вот куда? Вот зачем?»
Он ступил за нырнувшей и растаявшей проводницей, даже прикрыл дверку не от того, что так и собирался сделать, а от того, что чувствовал, этого хочет она. Чернота поглотила их, едва сомкнулся плотоядный зевок доселе скрытого в засаде хищного «питона» с желудком, вспученным от работы соковых желез, – именно так представилась Сергею эта комната.
Он продвигался в темноте на ощупь, пробуя щепотками прочность здешнего воздуха, пока не наткнулся на твердое препятствие. Этакая игра смахивала на «жмурки». И тогда Ира смилостивилась.
– Я здесь, – произнесла она внятно и уверенно, будто не впервые посетила этот склеп, и с темнотой у нее не было никаких проблем.
– Что значит здесь? – обиделся Сергей, досадуя на шарфяную вязь перед глазами, материально не осязаемую.
Постепенно вещественность стали обретать предметы: вон там, вместо стены, плотная, из бронированного полотна, занавес; вот выпестовалась синяя тахта с груботканым покрывалом, столик с клеенчатой скатертью, нагруженный тюком барахла, впотьмах не поддающегося идентифицированнию – должно быть, постельные принадлежности. Еще кушетка с таким же туманным ворохом смутного назначения. Разболтанный кривляка-трельяж, рассыпавший – по теневым конфигурациям – обоймы, гильзы, а, на самом деле, упаковки дезодорантов, аэрозолей. Комод – хранитель мод, и прочие частности…
Она, Ирина, прояснилась последней, как будто не торопилась материализоваться. Стояла поблизости – черный силуэт вполоборота – и дергала с шеи ворот распахнутого платья. Бесстыже, словно в темноте нечего стыдиться, распаковывалась ленивыми, неспешными движениями. Так, вместо того, чтобы, скинув платье, также уронить к пяткам комбинацию,