Дикарь. Алексей Жак
палуба парома была загромождена автомобилями и еще больше людьми – пассажирами. Из необъятной трубы, испачканной в копоти и в пятнах солидола, ввысь поднимался столб едкого густого дыма такой черноты, что за ним не видно было солнца. Кругом все усыпано гарью, спасение от которой только внутри – в утробе парома, или подальше от трубы – у самого края, у задранного кверху на время хода гидравлического понтона. Но там давка. Толпа, изнывающая от солнца и ожидания, тихо ругается между собой и благодарит судьбу за узость канала.
Он нашел уединенное и тенистое место на нижней палубе, куда допускался только обслуживающий персонал, но так как никого поблизости не оказалось, они сочли уместным воспользоваться представившейся возможностью окомфортить свою поездку. Почему бы нет? Очень даже кстати. Одно мешало их счастью: пронизывающий ветер. Впрочем, и он был их союзником – Сергей обнял Зою, и, согревая ее своим теплом, ловил губами развевающиеся белые локоны.
На пляж, куда устремились все, они не пошли. А двинулись вправо по гранитной набережной вдоль канала. Останавливаясь иногда у парапета, чтобы посмотреть на воду и бросить туда камешек.
– Кинь монетку, – вдруг сказала она и протянула мелочь.
– На счастье, – сказал он и бросил.
Она улыбнулась хитрой улыбкой.
Устав, они присели на скамейку, которые во множестве стояли по всей набережной. Ни души насколько видел глаз. Погода, как часто бывает у побережья северного моря, изменилась. Похолодало. Ветер порывами хлестал по кустарникам, приглаживал постриженную траву по холке. Ее знобило в его объятиях, шелковая косынка колыхалась на плече под его рукой. Она привстала, прошлась к парапету, отвернулась, вынула что-то из кармана блузки. Запрокинула голову.
– Что с тобой? – вскочил Сергей.
– Кровь, – просто ответила она.
– Тебе плохо?
– Сейчас пройдет, не волнуйся, – снова села, прижимая платок к носу. – Это ничего, сейчас пройдет. Вот уже перестала.
– Идем домой, – сказал Сергей.
Дома, в том страшном из-за цвета – красный кирпич – здании, она забралась с ногами на тахту, а он лег рядом, положив голову ей на колени, и, пока она гладила его кудрявые волосы, медленно засыпал. И, когда почти заснул, она поднялась и речитативом произнесла:
– Будем пить чай? – и засмеялась, как ни в чем не бывало.
…Он вернулся мыслями в Москву, в его квартиру, разукрашенную к Новому году елкой, гирляндами, елочными украшениями, дождиком из глянца, пятиконечной звездой и ватой, в которой утонул со своим мешком красный Дед Мороз.
Мама приняла девушку лояльно, предварительные инструкции Сергея пригодились: он заподозрил неладное заранее, и не ошибся – уж больно явственно читалась на лице под маской добродушия паталогическая ревность. Инстинкт или защитная реакция самки на поползновения оперившегося детеныша. Первобытное