Генератор. Виктория Борисова
на подбитую птичку, и смотрела прямо перед собой странно-сосредоточенным взглядом. Как-то вдруг стало понятно, что и ей осталось жить на свете совсем немного… Гена смутился, забормотал какие-то глупые, незначащие слова соболезнований, но Софья Соломоновна остановила его.
– Спасибо вам, милый мой, – сказала она неожиданно спокойным, ясным голосом, – спасибо. А теперь идите, я хочу побыть одна. Подумать…
Через насколько дней Гена узнал, что и ее не стало. Софья Соломоновна последовала за мужем, как следовала всегда.
А его самого ждала неприятная новость. Оказалось, что место в аспирантуре срочно понадобилось сыну очень важного человека из маленькой, но гордой среднеазиатской республики. Правда, соискатель с трудом изъяснялся по-русски, писал с чудовищными ошибками, был твердо уверен, что Бойль и Мариотт это один и тот же человек с двойной фамилией, но зато папа его был полновластным хозяином края, где освобожденные труженики Востока выращивали хлопок на полях в условиях, приближенным к рабским. Последний раз в истории человечества так жили только негры на Миссисипи.
В первый момент Гена растерялся. Тогда еще он пребывал в счастливой уверенности, что красный диплом и одержимость наукой могут открыть перед ним все двери, и просто не мог поверить, что его место займет такой конкурент! Если бы еще человек был достойный, он бы смирился, но байские замашки и дремучее невежество казались просто оскорбительными.
Непонятно было, что делать дальше. Гена как будто оказался в безвоздушном пространстве, болтаясь между небом и землей… В общежитии он ночевал на птичьих правах, обещая коменданту через день-другой освободить место, а где жить потом и что делать – было совершенно непонятно. Неужели придется возвращаться в родной Усть-Забайкальск и устраиваться в школу учителем, как отец? Продолжить, так сказать, династию…
Одна мысль об этом приводила в отчаяние. А тут еще Галина все чаще и чаще напоминала о том, что университет позади, диплом в кармане, и, как она выражалась, «надо что-то решать». Перед ней Гена по-прежнему чувствовал себя негодяем. И в конце концов, махнул рукой – была не была! Если уж ей так сильно этого хочется…
Свадьбу справляли в ресторане «Прага». От музейной роскоши богато убранного зала, от невиданных раньше блюд и напитков Гена как-то оробел и почувствовал себя чужим на этом празднике жизни. Ему все время казалось, что по недоразумению он занимает чужое место и его вот-вот выгонят отсюда со скандалом. Чтобы немного успокоиться, он выпил одну за другой несколько рюмок водки, быстро захмелел и весь вечер очень боялся сделать что-нибудь не так. Какая-то часть его разума понимала, что сейчас, сию минуту он совершает роковую, непоправимую ошибку, и лучшее, что он может сделать – бежать! Но как сбежишь, сидя во главе праздничного стола? Стыдно… И Гена, словно петух, которому «причертили» голову к столу, проведя мелом линию