Вчера я убил свою мать. Марк Перовский
просто лежало у стены сарая, обколол его топором, и дальше принимался работать небольшим отцовским походным ножиком, которым он обычно срезал грибы. Пока я вырезал очертания рыцаря, успел раз десять точно порезаться, поэтому к концу моей работы все пальцы у меня были замотаны слегка застиранной тканью.
Дни рождения у нас обычно не праздновали в привычном смысле этого слова. Мать иногда даже не удосуживалась поздравить кого-то из своих детей или мужа, но про свой праздник она не забывала никогда. Стоило солнцу выйти из-за горизонта, как тут же начинался театр абсурда: мать выходила из комнаты – вся размалёванная, как в последний путь – и вальяжно спускалась по лестнице на первый этаж, где её уже ждали мы. Я улыбался, хотя на самом деле мне хотелось лишь кричать от злости и негодования, да и по лицам остальных я видел, что не всё так радужно, как кажется на первый взгляд. Даже отец был не совсем уж счастлив с ней, хоть и столько раз говорил, что любит её больше жизни.
Ну да, с такой особой жить – жизнь ненавидеть.
В последние дни февраля уже начиналась настоящая весна, и весь лёд, что окружал наш дом всю зиму, начал сходить. Он трещал круглые сутки, отламываясь, скатываясь по пологому склону в сторону дороги, шедшей рядом с нашей фермой. К началу весны она превратилась в сплошное месиво из грязи и мутной воды, как и наш задний двор, который нам всё равно придётся откапывать и расчищать ото льда. Оставалось дождаться середины марта, чтобы начать ненавидеть свою жизнь ещё больше.
Одним ранним утром я вышел из дома, был сильный мороз, даже почти растаявший лёд вновь схватился, делая из дороги один большой каток. Мне не нужно было колоть дрова, на то утро у меня была другая задача. Каждую неделю я ходил за водой со старым, слегка помятым ведром в другой конец Ист-Пойнта – нашей маленькой деревушки фермеров. Путь мой пролегал вдоль той самой дороги, что превратилась в ледовое полотно, ласково отражающее косые лучи ещё только восходящего солнца.
Я шёл под сенью голых деревьев, где-то в вышине щебетали дрозды, летая над Ист-Пойнтом, выписывая невообразимые пируэты в воздухе. Они были похожи на отчаявшихся балерин, решивших взмыть в небеса, разочаровавшись найти своё счастье здесь, на земле. И, похоже, у них получилось, и я им даже немного завидовал – у них была возможность полететь куда угодно, осесть в любом месте, быть счастливым, не завися от того места, где они находились. Самое странное заключалось в том, что они продолжали сидеть в родных краях и делать вид, что их всё устраивает. Смешно и грустно. Люди ведь делают точно так же.
До колонки идти две мили, не меньше. Уже на половине пути я весь взмок и даже расстегнул свою большую куртку, чтобы холодный ветер продувал меня со всех сторон. Но уже спустя пару минут мне стало холодно, и мне пришлось застегнуться обратно, чтобы не заболеть, иначе работать будет некому, кроме Лейлы или Филиппа. Уж лучше я буду делать всё, чем мои ребята.
Когда колонка уже виднелась на горизонте, я заметил, что возле стояла какая-то девушка –