Джейн Эйр. Шарлотта Бронте
сострадания. Я никогда не забуду, как вы втолкнули меня – насильно, грубо втолкнули – в красную комнату и заперли там, никогда в жизни я этого не забуду. Вы заперли меня, хотя я была вне себя от страха, я кричала, я задыхалась от муки и отчаяния, я умоляла вас: «Сжальтесь, сжальтесь, тетя Рид!» И такому наказанию вы меня подвергли за то, что ваш гадкий, злой мальчишка бил меня без причины, повалил на пол без всякой вины с моей стороны. Я буду это рассказывать всем, кто меня спросит о вас. Вас считают доброй женщиной, но вы злая, бессердечная женщина. Вы лживы и лицемерны!
Когда я кончила говорить, никогда не испытанное чувство блаженства, свободы, торжества наполнило мою душу. Казалось, точно какие-то невидимые оковы спали с меня, и я внезапно и неожиданно вырвалась на свободу. Это чувство было не лишено основания, миссис Рид выглядела испуганной: работа соскользнула с ее колен, она подняла руки кверху, и лицо ее перекосилось, точно она собиралась заплакать.
– Джейн, уверяю тебя, ты заблуждаешься. Что с тобой случилось? Отчего ты так ужасно дрожишь? Хочешь немного воды? – Нет, миссис Рид.
– Не хочешь ли ты чего-нибудь другого, Джейн? Уверяю тебя, я хочу только быть твоим другом.
– Это неправда. Вы сказали мистеру Брокльхерсту, что у меня дурной характер, что я злая и лживая. О, я расскажу всем в Ловуде, кто вы такая и как вы со мной поступили.
– Джейн, ты еще мала и не понимаешь, что недостатки детей надо исправлять.
– Но лживость вовсе не мой недостаток! – закричала я диким, пронзительным голосом.
– Но у тебя вспыльчивый характер, Джейн, ты должна с этим согласиться. А теперь ступай в детскую – иди, мое дорогое дитя, – и ложись в постель, тебе надо отдохнуть.
– Я не ваше дорогое дитя! И я не хочу отдохнуть. Отошлите меня поскорей в школу, миссис Рид, я не могу здесь жить.
– Я в самом деле отошлю ее поскорей в школу, – проговорила миссис Рид вполголоса.
Собрав свою работу, она быстро вышла из комнаты. Я осталась одна – победа была за мной. Это было самое ожесточенное сражение, какое я когда-либо вела, и первая победа, которую я одержала. Я стояла на ковре перед камином, на том самом месте, где стоял раньше мистер Брокльхерст, и наслаждалась торжеством победы. Сначала я улыбалась с чувством гордости, но это горделивое и радостное чувство стало уступать место унынию и тоске, по мере того как лихорадочное биение моего пульса становилось спокойнее. Ребенок не может вступать в борьбу со взрослыми и давать полную свободу своим возмущенным чувствам, как я только что сделала. Иначе ему придется испытать все муки совести, весь ужас позднего раскаяния. Полыхающая, пожираемая пламенем полоса горящей степи может дать представление о состоянии моей души, когда я осыпала миссис Рид обвинениями и угрозами. И та же полоса степи, только почерневшая и выжженная после того, как огонь потух, дает представление, как я чувствовала себя потом.
Получасовая тишина и размышление показали мне все безумие моего поведения и всю горечь, всю безотрадность моего положения и состояния моей души,