Джейн Эйр. Шарлотта Бронте
уже сплю.
– Госпожа очень рада избавиться от такого несносного, скверного ребенка, который смотрит на всех, точно хочет подстеречь в чем-нибудь, и у которого всегда в голове какие-нибудь тайные замыслы.
Из этого разговора мисс Эббот с Бесси я узнала, что отец мой был бедный священник, что моя мать вышла за него замуж против воли родных, которые смотрели на этот брак как на унижение для их семьи, что мой дедушка Рид был так возмущен непослушанием своей дочери, что лишил ее наследства. Через год после женитьбы мой отец подхватил тиф во время посещения бедных в большом фабричном городе, где находился его приход и где тогда свирепствовала эта болезнь, что моя мать заразилась от него и умерла через месяц после похорон мужа.
Выслушав этот рассказ, Бесси вздохнула и сказала:
– Бедная мисс Джейн, ее все-таки жалко.
– Да, – ответила Эббот, – если бы она была милым, добрым, красивым ребенком, то ее надо было бы пожалеть, но к такой противной, хитрой девчонке, право, нельзя относиться с участием.
– Да, конечно, – подтвердила Бесси, впрочем, без уверенности в голосе.
– Бесси, я бы не прочь поесть сегодня гренков с сыром на ужин.
– И я тоже… с поджаренным луком. Пойдемте, мисс Эббот, посмотрим, что делается на кухне.
Они ушли.
Глава IV
Из разговора с мистером Ллойдом и из вышеприведенной беседы между Бесси и Эббот я почерпнула достаточно надежды на лучшее будущее, для того чтобы желать скорейшего выздоровления. В судьбе моей, казалось, предстояла перемена – я ждала ее молча и терпеливо. Однако дело затянулось, дни и недели проходили, мое здоровье пришло в обычное состояние, но ничто не указывало на близкое исполнение того, о чем я не переставала мечтать. Миссис Рид по временам устремляла на меня строгий и пристальный взор, но редко обращалась ко мне. Со времени моей болезни она старалась держать меня в еще большем отдалении от своих собственных детей. Мне отвели маленькую комнатку, где я спала одна, обедала и ужинала я отдельно от других. Весь день я проводила в детской, между тем как мои двоюродные сестры и брат находились в гостиной.
Ни одним словом она не намекала на свое намерение отправить меня на воспитание в школу, но я инстинктивно чувствовала, что недолго мне придется жить с ней под одной кровлей. Взгляд ее, обращенный на меня, теперь более чем когда-либо выражал непреодолимое и неискоренимое отвращение. Элиза и Джорджиана, очевидно, повинуясь полученным приказаниям, избегали говорить со мной. Джон показывал мне язык при каждой встрече и раз даже попытался снова пустить в дело руки, но я мгновенно повернулась к нему с таким выражением бешеной ярости и с такой готовностью отчаянного сопротивления, что он счел за лучшее отступить. Он убежал, испуская проклятия и крича, что я ему расшибла нос. Я действительно направила на эту выдающуюся часть его лица такой сильный удар, на какой были способны мои пальцы.
Я слышала, как, прибежав к матери, он стал рассказывать ей плаксивым голосом, что эта гадкая Джейн