Экология русского языка. Александр Сковородников
ермолка, именитый, инок, клеймо, милость, нива, откла́няться, оковы, палевый, приют, роковой, святцы, сени, служить, смиренный, учтиво, чин, швейцар и др.), либо как несущие стилистическую окраску книжности (бранный, гневаться, вещий, добродетель и добродетельный, искони, неволя, недруг, сибарит) или – реже – разговорности (докучать, душегубство, дюжий, повеса, покамест, рогоносец, хват). Перечисленные слова, несомненно, входят в лексикон носителя так называемой полнофункциональной речевой культуры. Отнесение их к разряду устаревших, по-видимому, отражает ориентацию (возможно, неосознанную) составителей словаря на языковые предпочтения представителей массовой культуры, то есть весьма многочисленных носителей среднелитературного типа речевой культуры [Сиротинина 2012: 713], из языкового сознания которых ушли или уходят прежде всего слова редко употребляемые, а также слова стилистически маркированные, главным образом – книжные. Это неудивительно при нынешнем падении читательской культуры и ухудшении преподавания русского языка и литературы в средней школе.
Очень убедительно рассуждает об устаревании слов писатель Андрей Битов: «Умирают слова, прекрасные, русские, за неупотребимостью <…>. Беднеет словарь с утратой и исчезновением тех подробностей, для которых когда-то язык находил достойные их слова, но еще хуже, если утрачивается сама способность понимать и постигать написанное, когда обедненный язык начинает идти на поводу у им же воспитанного читателя» [Битов 2009: 30]. Далее он приводит проникнутую иронией «Аннотацию-1979» на «Словарь эпитетов русского литературного языка» (М., 1979), из которой приведу без комментариев несколько выдержек: «Из 28 эпитетов к слову ДОМ устар. – три: отчий, добропорядочный, честный. Причем допропорядочный дом даже больше, чем “устар.”, − он “устар. и шутл.”»; «Устар. МИР – благодатный, благодетельный, благополучный, блаженный. Устар. МИР – неправедный и святой. РАДОСТЬ устарела: и быстротечная, и забывчивая, и легкокрылая, и лучезарная, и лучистая, и даже нищенская, но и – святая. Зато ПЫТКА не устарела никакая – ни дьявольская, ни зверская, ни изуверская, ни инквизиторская, ни лютая, ни средневековая, ни чудовищная» [Там же: 114‒115].
По-видимому, проблема устаревших слов – своего рода «черная дыра» лингвистической теории и практики, а ссылки на демократизацию речи, звучащие всякий раз, когда обнаруживаются языковые утраты или массовые нарушения литературной нормы, не более чем эвфемизм, прикрывающий снижение речевой культуры социума.
Таким образом, мы наблюдаем процесс вымывания из языкового сознания значительной части нации нужных для полноценного общения и когниции слов, оборотов и соответствующих смыслов, а это уже травма не только речи, но и языка, так как происходит омертвение его существенной части. Чем это грозит, объясняет также философия. Цитирую фрагмент работы Н. С. Трубецкого «Европа и человечество»: «Культура в каждый данный момент представляет из себя сумму получивших признание открытий современного и предшествующих поколений