Колдовской пояс Всеслава. Татьяна Луковская
станешь?» – торжествовала Дуня.
– А-а, ты же теперь вдова, замуж опять хочешь, нешто за меня? – вой широко улыбнулся, обнажая белозубую улыбку со слегка выступающими клыками. Это была улыбка Юрко, сомнений не осталось, перед ней стоял повзрослевший чернявый. «Сразу бы оскалился, так не пришлось бы и пытать».
– Не хочу я замуж, – надулась Дуняша. – Пошли, в коробе он на дне.
– Ну вот, другое дело, а то заладила – не знаю да не помню.
Юрий вилами припер дверь козлятника.
– Чтоб не лез покуда, – объяснил он Евдокии, – отопрешь потом.
Они вошли в темную клеть. Дуняша долго кресалом не могла разжечь трут, подпалить лучину, пальцы не слушались. Чернявый вырвал у нее кресало, и от двух точных ударов тряпица занялась. Комната наполнилась тусклым светом.
– Эко, тебя затерли куда. Мало я ему двинул, – Юрко по-хозяйски уселся на лавку.
– Как прознал, что я здесь?
«Неужто ходил да расспрашивал, что теперь обо мне болтать станут?!»
– Встретил мальчонку на дороге, спросил, где дьяк Яков живет. А он говорит – давно уж помер твой дьяк. Я говорю: «А дети?» «Сын сгинул невесть куда, а дочь – здесь. Ее родня за старика богатого выдала, только он, мол, тоже преставился, вчера схоронили. Вдовица». Довел да двор показал.
Дуня с сожалением поджала губы. Уж Кривко с Новицей расстараются про распутницу и полюбовника небылицы сочинить. «И зачем я только за лопатой этой проклятой возвращалась? И без лопаты можно было прожить».
Она торопливо раскрыла короб, нырнула на самое дно и достала чистенькую белую ширинку, в которую старательно было что-то завернуто.
– Вот, – протянула она сверток, пальцы по прежнему дрожали.
Юрко тоже торопливо стал разматывать тряпицу, на широкой руке заиграл затейливый ведовской узор. Чернявый поднес пояс ближе к лучине и стал внимательно разглядывать. Дуня вся напряглась в ожидании, тряслись уже не только пальцы, но и колени.
– Он, – выдохнул наконец Юрий, не отрывая завороженного взгляда от диковины. – Сохранила, значит.
– Конечно он, какой же еще? – выдохнула и Дуняша.
– Ну спасибо, Евдокия Яковлевна, уважила. Вот тебе награда, – чернявый положил на стол тугой кошель.
– Мне ворованного не нужно, без награды обойдусь, – сухо сказала Дуня, отодвигая от себя калиту.
– С чего ж это ворованное?
На нее сверкнули карие очи.
– А с того, что ты тать, а значит и серебро у тебя ворованное.
– Ну, знаешь, я же и обидеться могу, – Юрко встал.
– Обижайся, коли охота, а только честные люди не воруют. Думаешь, я не знаю, что ты этот пояс у князя нашего украл? – Дуня много раз представляла, как гордо бросит ему в лицо вот эти слова, но получилось как-то робко и тихо.
– Не украл, а добыл, – с достоинством ответил чернявый. – И не так-то просто это было сделать, други26 мои полегли, один я в живых остался, а коли б не ты,
Други – друзья.