Грозный – Василий Блаженный. Истина-весть. Людмила Дегтярь
известно тебе, скоро ль селяне доставят продукты?! – колко запытала Даша, пытаясь донять мужа.
– Доставят… Тебя то не касаемо, – недовольно проворчал Шуйский, сердито зыркнув на жену.
– А что меня касаемо?! – взвизгнула Дарья, упершись взглядом в неподвижную спину мужа. Подернув плечом, Василий пропустил возглас жены «мимо ушей». Более того, добродушно обратившись к Даше, осадил ее пыл:
– Ох, душенька, у меня чуйка! В сем году удастся охота. Отведем с Иваном душу! – весело подмигнув Дарье, крякнул он.
Дарья удивленно посмотрела на него и обидчиво шмыгнула носом: не зацепить! Василий же продолжил изучение наконечников:
– Кх… Мастерская работа! – со знанием дела бормотал он.
– Поди, таковой остроты мало кто откует…
– Все раздам! До нижней рубахи!! В нищенки пойду! – запальчиво выплеснула молодая женщина. – Вася, не спросясь тебя, все раздам!
А сама – швырь! Швырь! Швырь, чтобы ненароком угодить по муженьку.
– Раздавай… Мне како дело, – отстраняясь, хмыкнул Василий Шуйский, двинув плечами. – Сарафаны… какие-то… Нашла о чем… баять, – ерзаясь, недовольно пробормотал он себе под нос. – Наконечники, само собой, отменные…
– Вот те, на! Мужу нет до того дела?! – вспыхнула Даша, разгибаясь. Она уперла руки в бока. – А кому, как ни тебе, придется справлять новое?! – неприятно запищала она.
Не дождавшись ответа, опалила равнодушную спину мужа гневным взглядом и вновь обратилась к сундуку.
– Барахло! Старье! Сему сарафану сто лет в обед!! – более того распалилась молодица.
Красочно расшитый почти новый сарафан тут же выпорхнул из ее рук и приземлился Шуйскому на плечи. Он раздраженно сбросил его на пол.
– Вот нелегкая взяла! Впрямь, допекла! Дарья, угомонись! – рыкнул Шуйский.
– Я токмо приступила к нарядам! – последовал резонный ответ.
– От вчерашнего вечера и доси, у тебя называется «токмо»!
Дарья не нашла, что ответить и продолжила ревизию вещей:
– Надоело в одном и том же ходить! Так… Так… Хм! В эту кофтенку уж и не втиснуться: шита на семнадцатом году, – не унималась молодица. – А ета фуфайка ишо от маменьки! – с гонором выплеснула Даша, поглядывая на мужа. Однако Василий Васильевич оставался непроницаемым.
В горнице было жарко натоплено, от изразцовой печурки в воздухе витал слабый угар. Дарья Алексеевна раскраснелась: ее щеки были пунцовей спелой вишни. И Василию было жарко. Под рукавами его рубахи темнели влажные круги. Вытирая капельки пота со лба, он то и дело прихлебывал узвар. Видя, что мужа не пронять тряпками, Даша пошла в открытое «наступление»: сноровисто приблизившись к мужу, завела иную речь.
Приблизив распалившееся лицо, супруга гневно возопила:
– Слышь, Вася, коль батюшка знал бы, что ты не купишь жене новую приличную юбку, не отдал бы за тебя! – на высоких тонах заверещала Дарья. – Ить и сарафаны, и юбки сшиты ишо в девичестве!
Василий