Фельдмаршал в бубенцах. Нина Ягольницер
И потому тетивщик был уверен, что Годелот не мог забыть о встрече. Даже пылающий обидой на Пеппо, сплеча разорвавшего их едва окрепший союз, он все равно не пренебрег бы своим обещанием.
Что же случилось с кирасиром? Неужели беда, шедшая по пятам за Пеппо столько дней, по глупой иронии потеряла его след и настигла его друга как раз тогда, когда тетивщик пытался вывести его из-под удара? Этот вопрос не давал ни минуты покоя, и Пеппо, досадуя на собственную несообразительность, пытался измыслить способ узнать о судьбе Годелота, не поставив того в еще более опасное положение…
…Сейчас он уже мог думать, рассуждать и действовать. Сейчас он с осторожностью лесного зверя изучал окрестные переулки, каждый день отходя от траттории все дальше, запоминая звуки мастерских, запахи лавчонок, выбоины на стенах. Ловя влажное дыхание каналов, доносящееся из улочек и подворотен, уходящих куда-то дальше, в лабиринт неведомого бескрайнего города. Сейчас он крепко спал по ночам, утомленный долгими днями, полными новых, часто совсем не дружелюбных знакомств и открытий.
Тогда же, неделю назад, уходя в толпу от единственного друга, он не знал, что несут ему ближайшие дни. Он долго чувствовал устремленный в спину взгляд кирасира, и ему казалось, что взгляд этот невидимой нитью связывает его с Годелотом, пока наконец гомонящая суматоха площади не разделила их. И в тот же миг Пеппо ощутил, как оборвалась эта последняя нить…
Он не ожидал следующего мгновения. Не ожидал, что в ту же секунду все вокруг изменится. Площадь станет втрое шире, и он забудет, где угол, за который нужно повернуть. И чье-то плечо тут же резко ткнется ему в грудь, а вслед выплеснется поток грязной ругани.
Мир в одночасье потерял границы. Люди, стены, столбы и колонны разом смешались в хаотичную круговерть, звуки нахлынули ревущим потоком, словно река, сбросившая зимний лед. Пеппо замер на месте, окаменел, не зная, куда поставить ногу в следующем шаге, куда обернуться.
А вокруг бушевал необъятный, чужой, неизвестный город. Топали сапоги и башмаки, скрипели колеса ручных тележек, потрескивали корзины, разом гомонили сотни голосов. Кто-то толкал слепого подростка, кто-то требовал, чтоб тот убрался с дороги, а потом чья-то сильная рука незамысловато схватила за ворот и отшвырнула прочь. На несколько кратких страшных секунд Пеппо потерял равновесие, отшатнулся вбок, стараясь не упасть. Наткнулся на кого-то, визгливо рявкнувшего «безглазый ублюдок!». Тяжелый пинок в плечо невольно помог удержаться на ногах, а в спину больно ткнулся холодный металл кирасы, отозвавшись раздраженной французской бранью.
– Простите… – торопливо пробормотал подросток, привычно резко пригибаясь, чтоб пропустить над собой неминуемый удар. Не вышло… Жесткая кожаная перчатка врезалась в скулу, и Пеппо навзничь рухнул наземь. Боль на миг сбила дыхание, верх и низ вразнобой шарахнулись в пустоту, но Пеппо знал законы города – ему никто не поможет