Полоса отчуждения. Евгений Кулькин
всех своей умностью.
Мишацкий и Каземирович.
Оба «М. Е.».
А по радио кто-то бубнит: «Не провоцируйте ситуацию и не вторгайтесь в чуждую вам сферу это приведет к растрате потенциала».
Сглотнул.
Ушел в другую комнату.
Неужели люди не могут говорить доступным языком понятные вещи?
Все умничают.
А ради чего?
Почему-то вспомнилась Подруга Жены.
Больше тем, что перед самой поездкой с ним переоделась в короткую юбку.
Чтобы сверкать коленками.
И, конечно, его завлекать.
На всякий случай.
Чтобы потом какой-то из подруг говорить, как она управляла машиной с помощью коленок.
Может, это и удивительно, но Максиму часто снится «Леспромхоз». Начиная с непонятного лозунга: «Технологическая революция – это гормон славы».
Кстати, инженер с фамилией Гормон на лесоповале был.
Выступал уж больно красолюбно.
Кстати, так выражалась Шурова-Касаткина.
А Гормон, перед тем как начинать речь, долго мялся, жался, даже топырился.
Потом начинал:
– У истории всегда слитный шаг.
– Неслыханное новшество, – подвторивал ему кто-то.
А некто из задиристов вопрошал:
– Это когда она на деляну идет али с нее возвращается?
– Ну дай ему дойти до развития свободы, – останавливают говоруна с трубкой, которую, кстати, он больше прочищает, чем курит.
И Гормон продолжает:
– Так вот, только слитность шага может спровоцировать реакцию не замечать огромные погрешности, которыми казнятся нерастраченные чувства миллионов.
У какого-то стукача морда становится тверже приклада винтовки.
– И тогда, – продолжает Гормон, – рабочие капиталистического мира начинают слышать голос эпохи, который призывает…
И тут его перебивает кто-то из тех, кто в свое время активно осваивал Соловки:
– А знаете, как у нас расшифровывалось ОГПУ? – И, торопясь, чтобы не перебили, давал такую расшифровку: – О, Господи, Помоги Убежать.
Сдержанный хохот с минуту.
– А ответ, – продолжал он, – в обратном порядке звучал так: «Убежишь, Поймаем, Голову Оторвем».
Как все было в «Леспромхозе» доступно и понятно!
С любого такого словопотешания мужики расходились в задумчивости, а бабы со слезой во взоре.
И разносили по всему поселку наверняка где-то слышанную умность.
– Надо соединить историю с географией, – говорил кто-то.
– У нас сейчас, – вторил ему второй, – невероятные возможности пережить пафос жизни.
А какой там пафос, когда вкалывать приходится до одури и дальше, как тут шутят почти все.
Тот же Гормон почему-то всегда встревает в спор об искусстве.
– Гениальный художник, – говорит он, – как правило, великий труженик, потому что он индивидуальный творец. А так мечты могут всю жизнь пролежать на полке.
Окончание этой фразы обычно сопровождается призывом к продолжению.
– Ну что, пойдем полежим на полке у истории?
Это