Полоса отчуждения. Евгений Кулькин
почему-то тошно смотреть на весь род человеческий.
Он – летуче – попробовал опустить себя в такое состояние.
Но у него ничего не получилось.
А Подруга Жены продолжала:
– У каждого человека есть только относительная свобода. Но как увидеть в синхроне живопись и музыку, если одним заведует зрение, а вторым слух? – Она помолчала и добавила: – Вот почему нужно духовное прозрение, которое не вписывается в режим практической жизни.
И как бы заряженный пессимизмом, Максим подумал: «А к чему, собственно, приближается мир, если жизнь – это невероятный подарок, ценность которого, к сожалению, понять до конца не дано почти никому?»
Но эта мысль, коли признаться, принадлежит не ему.
Ею обладал один плешивец, которого он, не позднее вчерашнего вечера, вез в аэропорт.
И уже на полдороге понял, что тот полон глубинных страхов.
– Мой дед, – говорил он, – не слыл духовно насыщенным, но был озабочен радостью за моего отца.
– Кем же он был? – вяло, но поинтересовался Максим.
– Летчиком, – ответил лысак. – Причем пилот из него получился экстракласса.
– И вас никогда не тянуло… – начал было Максим, как плешивец его перебил:
– У меня даже бранная кличка была Летун. А мне жутко было признаться, что я боюсь любой, в том числе и незначительной высоты.
Додумать до конца свой следующий вопрос к сыну летчика Максим не успел. Заговорила Подруга Жены:
– Примитивная мораль – это боковой документ жизни. Ибо все честное и человеческое обретает высокий смысл только в экстремальной обстановке.
И Максим вспомнил, как кто-то ему говорил, что на войне и хорошее и плохое – все обретает остроту. Потому как это случается перед прощанием с самим собой.
И вдруг ему подумалось: а как бы он повел себя на войне?
Ведь в книгах о фронтовиках, хотя он их прочитал не очень много, трудно было правду отличить от вымысла.
А человек приспособлен к любой обстановке.
Даже ради естественного, хоть и не единственного развлечения.
Но один раз поэтическое откровение о подрывнике долго держало его в удивлении, как будто от только что увиденного:
И в рельсах, согнутых уткой,
Отражена его улыбка.
Улыбка антихриста.
Ведь веселило его то, что он убил людей!
Но тут логика была отправлена в сторону реальной жизни.
Ведь подрывник уничтожал врагов.
Тех, кто пришли на нашу землю, чтобы поработить ее.
А Подруга Жены тем временем засобиралась домой.
– Ну что, таксольчик, – ядовитенько обратилась она к нему, – домчишь или только дорогу покажешь?
И Максима чуть подранил этот ее тон.
Почему-то ему показалось, что она уже «переночевала» в его мыслях и, как шелудивая лошадь, повалялась и в чувствах. И теперь будет добивать его своей умнотой.
И, зацепившись за паузу как за некий отказ, Подруга Жены обратилась уже к Вере:
– Может, ты ему, Верунция, прикажешь?
И он вышел из дома первым.