Замена объекта. Александра Маринина
Он у нас с мамой не только великий баритон, но и превосходный актер, пластичный и, как нынче принято говорить, очень креативный. Среди басов таким артистом был Шаляпин, а среди баритонов, изволите ли видеть, Дорошин.
– Она может попросить его дать мне интервью? Наш продюсер сегодня пытался с ним связаться, но ничего не вышло. Секретарь сказал, что господин Фрай очень занят и сможет найти для нас время дня через три, не раньше.
Тонкие подошвы моих модных ботинок гостеприимно принимали холод от промерзшего тротуара и с воодушевлением отправляли его вверх, гулять по всему телу. Я не только сердился, но и замерз, но Катины слова показались мне толковыми. В самом деле, пора оторвать маму от отца и отвлечь на что-нибудь полезное.
– Вы директору театра звонили?
– Да, он уже знает, что мы приехали, и разрешил съемку.
– Тогда пошли, я познакомлю тебя с мамой, а дальше ты с ней сама договаривайся. Может быть, она тебе поможет, но ничего гарантировать не могу.
Я быстро нырнул в дверь служебного входа, Катерина с нагруженными аппаратурой оператором и ассистентом ринулись следом за мной. Мама, видно, и сама подустала от переживаний, потому что с энтузиазмом кинулась заниматься Катиной проблемой, тут же выскочила из гримерки в коридор и принялась звонить секретарю господина Фрая. И телефонный номер при этом набирала по памяти… Может, я чего-то не знаю о своей мамуле? Что ж, Вернер Фрай, насколько мне известно, вдовец, а мамуля у меня красавица и в свои пятьдесят пять выглядит просто роскошно. Никогда не понимал, как она при такой внешности умудрилась превратиться в клушу, машущую крыльями над своим кумиром. Ей бы в свете блистать, а она варит отцу кашки, пичкает его витаминами и готова часами обсуждать работу его кишечника. Вот так и стоял я в узком длинном коридоре, смотрел на маму, статную, высокую, в элегантном вечернем платье, слушал, как бойко она говорит в телефонную трубку что-то по-немецки, и не понимал. Это у меня такое занятие есть, совсем отдельное занятие, называется оно «не понимать». Иногда я «не понимаю» всего несколько секунд, иногда – несколько часов или даже дней, но всегда предаюсь этому основательно и со вкусом.
Мама о чем-то договорилась со своим немецкоговорящим собеседником, ободряюще улыбнулась съемочной группе и куда-то их повела, бросив мне на ходу:
– Жди меня в ложе, папу не беспокой, пусть побудет один.
Я с удовольствием прошелся по театру, в котором не был уже несколько месяцев, в последний раз папа пел здесь в мае в «Аиде». Это была, конечно же, не премьера, и можно было не ходить на спектакль, но мама очень просила составить ей компанию, у нее, уж не помню, по какой причине, сделался в тот день Кошмарный Ужас, и ей просто необходимо было мое присутствие. При помощи мобильного телефона я быстро разыскал в толпе Свету и Бориса Безрядиных и некоторое время безуспешно отбивался от их саркастических замечаний по поводу Катерины, которую увел накануне из студии у всех на глазах. Юмор у Бориса ядовитый, а у меня с остроумием