Кремлевский Папа. Егор Герасимович Посвежинный
ждем, какие будут
указания дальше. Тут Сам поднялся, обратился к гостям:
«Нам красавицы пропели сейчас « лю-ли, лю –ли», так не пора ли нам отправиться спать?» Все гости, а их
было шесть человек, зааплодировали. Мы по сигналу Мавра удалились. На дворе уже было совсем светло. Так закончилась моя первая гастроль. Наступал новый день, непонятный и тревожный.
Лежали мы в своем флигеле с подругами, рассуждали, куда нас занесла нелегкая, в какую переделку судьба забросила и чем придется расплачиваться за такой «подарок» судьбы. Мысли тревожные навещали, ото
ропь скребла сердце. Ну,
держись, Настя, марьевские нигде не пропадали!
Работой нас не утруждали, относились с почтением – как-никак высокое руководство обслуживали. Жить можно было. Немного отмякла я от горя, стала сама себе нравиться. Посмотрю в зеркало, прихорашиваюсь, любуюсь. О муже начала вспоминать, беспокоиться. Где он?
.. Как бы ему весточку дать, рассказать о своей жизни?
Ютились во флигеле, бока отлеживали.
Перезнакомились с подругами. Валя Романцева – курянка. Муж у нее тоже был партийным секретарем. Взяли их после партийной конференции, где муж выступал с речью. Муж не туда загнул. Судьбы у нас с Валей схожие, мы с ней подружились. Зоя Нарожная –
жена директора крупного завода, казачка. Сама темноволосая, а глаза синие-синие, как весной
подснежники. Шла по одной с нами статье – пособничество, недоносительство. А Тоня Бобрешова – тихая, скромная, полноватая, флегматичная такая… Мы ее спрашивали: «Тоня, а тебя за что загребли? Нас за красоту, а ты к
аким образом попала в лапы?..» – «Окорочка им мои понравились!» – отвечала Тоня и хваталась за бедра. Муж у нее тоже партработник. Взяли за одну неосторожную
фразу на собрании.
Тоня даже боялась ее вслух произносить…Всех нас страхом обложили. Еще одну подругу по несчастью звали Ниной, фамилия Зимянина. Она была скрытная, замкнутая. О себе ничего не рассказывала. Муж у нее –шишка, в кооперации работал. Осудили за то, что ржавой селедкой кормил народ. Забрали за вредительство. Вот такая компания собралась. Мы сидели и
ждали, что вот придут и скажут: мол, извините, ошиблись, перегнули малость, езжайте
по своим домам. Но извинениями, освобождением и не пахло. Однажды приезжает наш куратор Мавр, приказывает мне и Вале Романцевой собираться. Мавр посадил нас в автомобиль. Дорогой расспрашивал о нашем состоянии, здоровье, не обижают ли нас, на что жалуемся, какие вопросы имеются по содержанию.
Мы с Валей отвечали, что устроились – грех жаловаться, кормят хорошо, отношение хорошее, только понять не можем, за что нас так наказали. Мавр пообещал лично во всем разобраться и наказать тех негодяев, какие превысили полномочия. Дайте срок – и он душу из них вытрясет! Ночью подъехали к железным воротам, каких мы перевидели множество. Шофер передал охране документы, ворота распахнулись. Завели нас в какое-то полутемное помещение. На